Беспорядки, устроенные протестующими в Париже, — вполне обычный для новейшей истории Франции эпизод. Но при этом они заставляют задуматься о жизнеспособности демократических институтов во всем мире, пишет в The New Yorker автор нашумевшего сборника эссе о современной Франции «Из Парижа на Луну» Адам Гопник. The Insider предлагает полный перевод статьи.
Эбботт Дж. Либлинг, величайший журналист — и самый большой франкофил, — когда-либо писавший для New Yorker <работал в журнале в 1935–1963 годах. — The Insider>, говорил: репортер рассказывает о том, что он видел, журналист-комментатор объясняет смысл того, что он видел, а эксперт объясняет смысл того, чего не видел. Я сейчас не могу оказаться во Франции, чтобы непосредственно увидеть или услышать, что происходит, и мне как «чистому эксперту» приходится следить, куда ступаю, и то и дело прикусывать язык. Но взгляд на фон и предысторию событий, даже самая краткая ретроспектива, тоже может помочь понять их, хотя это и не обзор изнутри.
«Желтые жилеты» во Франции стали предметом беспокойства, споров, а иногда и бесстыдного политического оппортунизма со всех сторон. Это народное движение без четкой политической точки зрения или идеологии. Своим названием они обязаны, собственно, желтым жилетам, которые водители во Франции обязаны держать в своих автомобилях, чтобы надевать в случае поломки — тогда они будут заметны в темноте. Со стороны создается впечатление, что воспламенили их планы повысить налоги на топливо, разработанные правительством президента Эммануэля Макрона по, как это бывает, безупречно «зеленым» причинам: план состоял в том, чтобы отучить Францию от ископаемого топлива, сделав его более дорогим, и поощрять использование возобновляемых источников.
Такие кризисы на протяжении всей послевоенной эпохи разрушали французские правительства или мешали им работать
Группа, собравшая сторонников в основном через социальные сети, восприняла это как очередное оскорбление сельской Франции со стороны столичного Парижа, и они принялись протестовать и блокировать автомагистрали по всей стране. На прошлой неделе протесты достигли Парижа, где «желтые жилеты» — или, по большинству сообщений, группа сельских жителей при поддержке крайних леваков и еще более крайних правых, подготовленных к уличным боям, — устроили беспорядки на Елисейских Полях, повредили Триумфальную арку и стали громить магазины, создав очередной кризис из тех, что на протяжении всей послевоенной эпохи разрушали французские правительства или мешали им работать.
И это первое, на что необходимо обратить внимание. Конкретные причины, вызвавшие движение «желтых жилетов» — рост налогов, «оскорбление» со стороны Макрона или даже постепенное исчезновение его поддержки, — кажутся менее значительными, чем то, что эта группа — лишь одна из ряда тех, которые, начиная по крайней мере с 1995 года, выходили на улицы в знак протеста против действий правительств — хоть правых, хоть левых, хоть центристских, представляемых как «реформы».
Таким образом, попытки осмыслить движение в узких, сиюминутных политико-экономических терминах не учитывают главного. Динамика бурной уличной демонстрации, приводящей к отступлению правительства (во вторник правительство Макрона свернуло и приостановило повышение налогов на топливо), не просто хорошо знакома Франции, это в значительной степени самый предсказуемый цикл в ее современной политической жизни. Как очень наглядно показал профессор-историк из Нью-Йоркского университета Херрик Чепмен в своей прекрасной книге об истории Пятой республики «Долгая реконструкция Франции», Конституция, установленная в 1958 году Шарлем де Голлем, настолько централизовала власть вокруг президентского дворца, что непреднамеренно создался циклический эффект: уличные протесты и манифестации стали единственной динамичной альтернативой государственной политике. Елисейскому дворцу, где обитает президент, было подчинено даже Национальное собрание. И это «не баг, а фича» режима.
Французы считают, что для того, чтобы власть их хоть как-то заметила, они должны выйти на улицы в люминесцентных жилетах
Всякий, кто помнит о гораздо более масштабных демонстрациях в конце 1995 года, положивших конец правительству Алена Жюппе, поводом для которых стали пенсионные реформы, в ретроспективе выглядящие пустяковыми, не может не признать постоянство динамики. По иронии судьбы, своим названием движение обязано правилу, установленному центральным правительством — этим обязательным желтым жилетам. Сверхцентрализованная власть порождает беспорядочный стихийный протест. Французы времен Пятой республики считают, что для того, чтобы централизованная власть их хоть как-то заметила, они должны, так сказать, выйти на улицы в люминесцентных жилетах.
В еще более широком смысле, конечно, ритм демонстраций и уличных боев, включая насилие, прослеживается в истории Франции со времен Революции. В годы, предшествовавшие Пятой республике, ультраправые громили Париж, что можно рассматривать в контексте войны ультраправых и ультралевых группировок, то и дело уродовавших Францию в 30-х годах. В 50-х набрало чрезвычайную популярность движение пужадистов — мелких торговцев, которые, как и «желтые жилеты», чувствовали, что центральная власть их притесняет и игнорирует; их политика была столь же противоречива. И хотя самые известные протесты времен Пятой республики — события мая 1968 года — по-прежнему сияют в памяти многих склонных к утопизму, на самом деле политика протестующих была нечеткой и порой гротескной (в моде был маоизм, как раз тогда погрузивший Китай на самое дно кошмара «культурной революции»), и на самом деле эти события запомнились прежде всего революционными эмоциями — как от Вудстока остались воспоминания о музыке, а не о грязи.
Таким образом, в «вертикальном» измерении истории нынешний бунт во Франции выглядит не новостью, а частью повторяющегося сюжета. В «горизонтальном» измерении, то есть географически, тоже было бы неверно объяснять причины недовольства тем или иным конкретным действием правительства Макрона, учитывая, что недовольство подобного рода захлестнуло весь западный мир от Европы до Америки и вот-вот созреет в Бразилии и на других новых рубежах. Как в случаях с Brexit, берлусконизмом в Италии, трампизмом и экстремистскими движениями в странах Центральной и Восточной Европы, неуклюже называемыми «популистскими», в поисках единой локальной причины, похоже, упускают важнейший глобальный момент. Журналисты усердно расспрашивают «желтые жилеты» об их проблемах — и обнаруживают смесь экономических жалоб, теорий заговора и возмущения «элитами». Безусловно, неравенство, поразившее Америку, поражает и Францию. И разрыв между городом и деревней, оказавшийся столь разительным на только что прошедших выборах в Америке, там выглядит не менее сильным: желтый жилет — это сельская эмблема, в городах его редко встретишь.
Естественно, эксперты как левого, так и правого толка хотят приспособить французский протест к своей идеологии: The Wall Street Journal в редакционной статье объявила, что «желтые жилеты» предоставили новые доказательства того, что «зеленая элита» с ее озабоченностью экологией и, в частности, изменениями климата не получает широкой поддержки. Макрон, позиционирующий себя как анти-Трамп, становится излюбленной мишенью американского трампизма. Сам Трамп со своей обычной грацией встал на сторону «желтых жилетов» против зеленой энергии, хотя, скорее всего, из-за того что думал, будто они его одобряют. Левые журналисты, в свою очередь, настаивают на том, что истинная сущность движения революционна и коренится в ненависти к неолиберализму (в чем же еще?). В очередной раз мы сталкиваемся с утверждениями «прогрессистов» о том, что все народные движения, какой бы реакционной ни была их риторика и какими бы несносными ни были их союзники, на самом деле остаются движениями, которым еще предстоит раскрыть свою истинную природу. Чувства отчуждения и лишения собственности, несомненно, присутствуют по всей Франции, как и в Америке, но при этом следует сказать, что любимые социальные программы сторонников Берни Сандерса — всеобщее здравоохранение, оплачиваемый отпуск по беременности и родам, субсидируемое государством высшее образование — во Франции уже существуют.
«Желтые жилеты» с большой вероятностью станут французским лицом трампизма или даже путинизма
Во Франции как левые, так и правые политические лидеры пытаются воспользоваться этим движением. Но, учитывая, насколько хорошо организованы и насколько опасно популярны в последние десятилетия ультраправые, скорее всего, от социального разрыва выиграют именно они; в борьбе между крайне правыми и крайне левыми, которая может начаться после ухода Макрона, любой сделает ставку на Ле Пен. По этой причине «желтые жилеты» с большой вероятностью станут скорее французским лицом трампизма (или орбанизма, или даже путинизма), чем более толерантного будущего. Действительно, риторика движения, согласно которой существует некая глобальная элита, которая, манипулируя финансами и капиталом, разрушает французскую цивилизацию, зловеще рифмуется с классическими формами французского правого национализма, включая антисемитизм (так же, как экономические тревоги некоторых сторонников Трампа, похоже, коренятся в представлении об утраченном общественном статусе, а также в расистских настроениях, восходящих к периоду после гражданской войны).
Вопросы истинности и значения конспирологических теорий о манипулировании откуда-то сверху, будь то «глубинное государство» или «глобальная элита», имеют большее влияние на людей, чем готовы допустить многие эксперты — как левые, так и правые. Без сомнения, правительство Макрона, в отличие от администрации Обамы, слишком полагалось на свой собственный опыт и недооценило кипящие в обществе страсти. Но от этого страсти не становятся подходящей основой для управления государством.
Демократические институты пугающе хрупки, и, как мы уже видим на примере Восточной Европы, рушатся быстрее, чем можно подумать
Представление о том, что негодование или даже насилие могут быть позитивной силой в общественной жизни, существует постоянно — романтика революции остается во Франции очень сильной, окрашивая, в частности, воспоминания о 1968 годе, — наряду с идеей, что жить в такое время было бы интересно. На самом деле это совсем не так. Как писал на прошлой неделе в The Guardian Дэвид Беннан, мы живем в такое время, когда институты, которые американцы называют либеральными, а французы республиканскими, существуют так долго, что люди воспринимают их как абсолютно устойчивые и в некотором роде естественные и считают, что с ними ничего не случится, даже если они попадут под удар авторитарных экстремистов — как находящихся у власти, так и рвущихся к ней. Но, по правде говоря, республиканские институты пугающе хрупки, и, как мы уже видим на примере Восточной Европы, могут рухнуть быстрее, чем можно было бы подумать. Альтернативы упорной работе республиканского или демократического правительства нет. Те из нас, кем управляют, должны об этом помнить, а управляющие должны помнить об этом еще больше. И даже самое скромное знание дела может помочь.
Кто-то может ощутить во французских событиях и в реакции на них за рубежом что-то выгодное для себя: они возмущены «зелеными налогами» — значит, они часть нашего восстания! Или: они возмущены неолиберализмом и корпоративным контролем — это хорошо для нашей стороны. Но есть две истины: во-первых, игнорирующий чувства разъяренного народа сильно рискует, с ними всегда нужно считаться, какими бы иррациональными они ни казались. Во-вторых, ярость сама по себе никогда не может составлять содержание политики. Те, кто делает ставку на то, что сможет извлечь из ярости выгоду или как-то ее использовать, в конечном итоге теряют все свои ставки, а иногда и головы. Как символически напоминают нам «желтые жилеты», очень важно, чтобы каждый в стране был замечен властями. Но быть замеченным не значит быть спасенным. Для этого нужна напряженная работа над настоящими реформами.