Мнения
Адвокат Мария Эйсмонт едет к своему подзащитному в колонию под городом Покров, это Владимирская область, чуть не доезжая до Петушков. Она едет к Константину Котову, получившему 4 года лишения свободы за одиночный пикет. Его дело должно быть пересмотрено, таково решение Верховного суда, но сам он оставлен под стражей. То есть давно должен быть этапирован в СИЗО в Москву для пересмотра приговора. Но где он сейчас, никто не знает. Может, кто и знает, но не скажет. Такие правила — это секрет. Почему секрет, от кого секрет, никто уже не помнит, но правило есть. Может, его по дороге отобьют савинковцы или колчаковцы.
Возможно, он до сих пор в колонии под Покровом, несмотря на месячной давности решение суда о его этапировании. Ведь колония (то есть ФСИН) не верит сообщениям о решении ни на сайте суда, ни тем более СМИ — сайт суда могли взломать враги, а в СМИ, как ФСИН известно, самые враги и окопались. Нужна официальная бумага с синими печатями. Москву и Покров разделяют ровно 100 км. За месяц суд и Почта России не справились с этим расстоянием. А может, уже и справились. Тогда Константина Котова этапировали. А может и нет. Потому что коронавирус. Могли и оставить в связи с карантином. Узнать об этом по телефону нельзя, только лично. И это не потому что карантин, это всегда так. Так что хорошо, что всего 100 км.
Этапировать должны были в «Матросскую тишину» в Москве. Но СИЗО Москвы сейчас закрыты и не принимают вновь прибывших — карантин. Кроме одного изолятора, куда отправляют всех новеньких, хотя Котов и не новенький, — это СИЗО № 3 в Капотне. Во Владимире есть пересылка — это СИЗО № 1, «Копейка». Но они тоже могут не принимать пересыльных. Принимают или нет, узнать по телефону тоже нельзя. Везде надо ехать самой. Разговаривать, вступать в контакт. Найти или не найти. Удача, если найдет. Но на свидание с адвокатом все равно не пустят, полный запрет повсеместно уже две недели. Все эти контакты и мотания только ради одного — понять, где он. Десятки контактов, чтобы спросить. Все это вместе называется карантин.
Найдет. Адвокат найдет Котова. Но что будет дальше — неизвестно. Соберется ли суд? Сейчас рассматривают только срочные дела и в отсутствие, так сказать, объектов. В срочных случаях собираются судья, прокурор, секретарь и адвокаты. Арестантов не привозят — карантин. Но и обычной в таких случаях видеосвязи с СИЗО тоже нет. Почему — неизвестно. Говорят, потому что карантин. Как вирус может передаваться по видеосвязи, науке пока неизвестно, зато это известно ФСИН и судам.
Поэтому для всех осужденных сейчас фактически запрещено, например, условно-досрочное освобождение. Суды же тоже на карантине. А при УДО нужно согласие потерпевших. Конечно, они могут прислать свое мнение по почте. Но ведь закон дозволяет им присутствовать лично. А у нас карантин. Поэтому закон об УДО почему-то нивелируется законом о том, что если потерпевшие хотят присутствовать, то они могут сделать это. Зачем люди обмениваются письмами пять тысяч примерно лет, здесь тоже не задумываются.
Для всех осужденных на период карантина фактически запрещено УДО
Редкий случай: ФСИН винить здесь никак нельзя. От них здесь ничего не зависит, они выполняют распоряжения. Карантин в зонах необходим. Суды не работают, потому что у наши судов, как ни странно, есть начальство. Там тоже карантин, что фактически отменяет действие многих законов. Это фактически ЧС. Не официально введенная, но ЧС. Все замерло. Нет следственных действий. Нет судов. Нет свиданий. Нет передач. Во многих зонах запрещены посылки. Нет лекарственных передач. Запрещены визиты адвокатов и членов ОНК. Арестанты и осужденные в ситуации, которая на тюремном языке называется «заморозкой». Вы как цыпленок, помещенный в морозильник. Но вы живой человек. Вы нуждаетесь в передачах, в лекарствах, в свиданиях. Но вас поместили в морозильник, забыв заморозить.
Что делать? Всему миру известно, что делать. Во Франции, в Германии, в Италии, в США отпускают из тюрем заключенных — тех, кому осталось немного сидеть и тех, кто совершил мелкие и ненасильственные преступления. В Афганистане выпускают заключенных. В Индонезии выпустили 30 тысяч. В Иране 85 тысяч, из них 10 тысяч вообще помиловали, остальные будут досиживать — может быть, потом, а может и так исправятся, тюрьма еще никого не исправляла. Почему бы не распустить по домам тех, у кого есть дом и кто не опасен? Но для этого нужно решение суда, а суды на карантине. Кодексы перестали действовать. Конституция? Ну, не будем о покойной.
Почему бы не распустить по домам тех, у кого есть дом и кто не опасен, как в остальном мире?
Противники амнистии, помилования или какого угодно еще акта даже не гуманизма, а здравого смысла, говорят: ну вот выпустим мы людей, а у них ни дома, ни семьи, ни работы. Правильно! Это называется за 20 лет не созданы элементарные механизмы ресоциализации, все на бумаге. И душат НКО, которые могли бы этим заниматься. Ладно, сейчас не до ресоциализации. Отпустите тех, у кого есть жилье и семья. Что на зонах делают 150 тысяч наркозависимых? Они как туда попали? А как Голунов мог бы попасть, хоть он и не зависимый. Кому-то подбросили, как Голунову, кто-то потреблял, и его с этим взяли, кто-то вообще за компанию и по случаю. Они опасны? Уж точно не сейчас.
Ну хорошо, это мы такие прекраснодушные, как нас назвали в Совете по правам человека при президенте — правозащитные истерички. Ок, мы привыкли к такому. А Верховному комиссару ООН по правам человека вы такое же скажете? ООН призвала все государства освободить заключенных, не представляющих опасности, и разгрузить тюрьмы. Тюрьмы в России — очаги инфекций. Туберкулез — это тюремная инфекция, она проникает на свободу именно из мест лишения свободы. COVID-19 имеет все шансы поселиться в СИЗО и в зонах надолго, поэтому важно разгрузить тюрьмы именно сейчас, не потом. Все равно каждый день на свободу выходят тысячи человек, потому что закончился срок. Какими они выйдут — вот вопрос, который нужно решать немедленно. Поэтому срочно нужна амнистия.
А пока нам привычно врут, что в зонах коронавируса нет. Конечно, нет — никто ж никого не лечит и не тестирует. Ну, замачальника колонии, где сидит Никита Белых, заразился, у него подтвержденный тест. Он на работу каждый день ходил. Пока считается, что это единичный случай, но ведь вряд ли. Это же не сифилис.
Вот здесь мы собираем ежедневно всю информацию о вирусе в тюрьмах.