Кремлевский пытатель. Зачем Россия передает украинских пленных ФСИН в нарушение всех конвенций

EN

Размышления в столовой «Красного креста»

Опытный редактор знает: вы не будете читать про пытки. Да, вы очень сочувствуете, это ужасно, этого не должно быть в XXI веке, но сколько можно. Что нового можно об этом сказать.

Я, грешный человек, занимаюсь темой пыток украинских пленных только три года. Все это началось как минимум еще в 2014-м, но тогда казалось, что пытки украинцев — это частный случай пыток всех подряд в российской пенитенциарной системе. Мусульман пытают за то, что они мусульмане, политических — за то, что они политические, украинцев — за то, что украинцы, Крым наш, Майдан ваш, вот вам за визитку Яроша и песню про Бандеру.

Когда началось полномасштабное вторжение России в Украину, несколько украинских и российских правозащитников тихо объединились в закрытую группу, чтобы попытаться понять, что происходит в тюрьмах и лагерях для военнопленных, куда и зачем исчезают гражданские, кто и почему не проходит фильтрацию и что мы можем сделать. Сейчас нас три десятка только в этой — одной — группе. А таких крупных групп уже не меньше пяти, и да, они эффективны. Хотя и незаметны.

Работа эта требует тишины и деликатности. Попробуйте найти не подментованного адвоката в Крыму, например. Попробуйте отыскать арестованного волонтера или бывшего АТОшника на оккупированной территории. Попробуйте ему помочь так, чтобы никто не догадался, что эта помощь от вас, — потому что вы иностранный агент, или нежелательная организация, или вообще координационный штаб ВСУ. Или все вместе. И не подставьте при этом людей внутри России — юристов, адвокатов, волонтеров, которые пишут письма, носят передачи, переводят деньги на счет осужденных в России бог знает за что украинских солдат.

И попробуйте при этом не поссориться с Международным комитетом Красного креста. Ибо все это, вообще-то, должны делать они, но не делают по тысяче важнейших и совершенно непреодолимых причин. Жирные, ленивые и совершенно равнодушные коты с чудесной штаб-квартирой в Женеве, вкусной и дешевой столовой и фантастическим видом на Альпы.

А потом попытайтесь пережить растерянность, гнев, боль и ненависть после общения, например, с комиссией ООН по правам женщин, что наискосок от Красного Креста. Ты договариваешься с ними о встрече за два месяца, украинские адвокаты готовят кейсы по жестокому обращению и сексуализированному насилию над женщинами на оккупированных территориях, от которых голова седеет. Приносят и на бумаге, и на флешке.

Что нам нужно? Участия. Расследования. Доклада, на худой конец, с маркировкой «ООН», дальше мы сами все сделаем, дальше можно идти в международные суды, в том числе ссылаясь на доклад, который, по сути, мы сами и написали, но вы, комиссия по правам женщин ООН, можете присвоить этот труд себе, более того — мы просим вас сделать это, нам просто нужно ссылаться на этот доклад, а вы будете продолжать получать свою повышенную зарплату в Женеве и вечную надбавку к жалованью, когда вы перестанете работать в ООН.

И вот мы приходим, мы — это украинские адвокаты и я, спасибо, что я с вами, несмотря на русский паспорт. И вот к нам выходит девочка, то есть важная чиновница комиссии ООН по правам женщин, и ведет нас — куда? В столовую. В разгар обеденного перерыва. Потому что почему-то так получилось, что никакой другой комнаты в огромном здании не нашлось. Хорошо. У нас есть час. Адвокаты достают кейс за кейсом и рассказывают страшные вещи. Переводчик, кстати, тоже наш. И перевод занимает время. Девочка Сара тоскливо смотрит на буфет, я стараюсь быть вежливой: «Сара, у меня есть лишняя ручка и блокнот, поделиться с вами?» «Нет, спасибо, я все равно последний день работаю, у меня сегодня кончается мандат».

Не то чтобы я жаловалась. Кто я такая, чтобы жаловаться, — привыкла. И украинские адвокаты привыкли. И украинцы привыкли. И вы привыкли. Ну, пытки. Ну, насилие. Кого ты этим впечатлишь. Тут вон люди даже за зарплату не впечатляются.

Кто отдал приказ?

Одна из самых влиятельных и уважаемых газет мира, американская The Wall Street Journal, опубликовала большое расследование о пытках украинских военнопленных в российских СИЗО и колониях.

И это вовсе не «очередное впечатляющее расследование». Да, там описаны страшные пытки, которым подвергаются украинские военнопленные, схемы работы российских тюремщиков, отключения видеокамер, балаклавы, все такое, что неловко через запятую писать. Но главное там другое.

Трое бывших сотрудников ФСИН дали показания в рамках процесса универсальной юрисдикции. Что это означает в переводе на человеческий язык? Это означает, что в Европе вовсю идет подготовка к трибуналу над военными преступниками. И это будет трибунал по Украине. Насколько знаю лично я, таких бывших тюремщиков больше чем трое. После февраля 2022 года из принципиальных соображений за границу уехали по меньшей мере с десяток сотрудников ФСИН.

Что они все говорят? Они говорят, что указания относиться к пленным с особой жестокостью и пытать их дают начальники региональных управлений Федеральной службы исполнения наказаний.

То есть начальникам дал распоряжение директор ФСИН. А кто дал указание директору ФСИН? При чем здесь вообще ФСИН? Военные — в смысле военнопленные — не имеют к пенитенциарному ведомству никакого отношения.

Вот тут и зарыта главная собака. Не следует за любой грандиозной мерзостью видеть след Путина, как это свойственно многим конспирологам. Но вот здесь он точно есть. Это указание лично Путина В. В.

И вот почему. Россия признает Женевскую конвенцию 1949 года об обращении с военнопленными (протокол ратифицирован в 1998 году). Согласно Конвенции, военнопленные должны попадать в ведение министерства обороны. Но никак не пенитенциарного ведомства. Обычно это происходит так: ФСИН полностью освобождает от заключенных и от своего персонала одну из исправительных колоний, туда перевозят военнопленных, а к их охране приступает военная полиция. Снабжением тоже занимается министерство обороны, а всякими гуманитарными проблемами, в том числе перепиской с родными — Международный комитет Красного креста.

Кто распорядился отправлять военнопленных в действующие СИЗО и ИК? Кто отдал их ФСИН? Кто посмел откровенно нарушать подписанную Россией Женевскую конвенцию?

Директор ФСИН не мог. Да и зачем ему лишняя головная боль. Министерство обороны не могло. Ему чем больше пленных, тем лучше. Тем больше бюджет, больше наград и поле деятельности, а военной разведке вообще счастье.

Ну вот и ответ. Только Путин, силовики у него в прямом подчинении. А зачем их туда передавать? ФСИН умеет и любит пытать, а вояки нет, еще нос будут морщить. Путин и передал. И именно с целью жестокого обращения.

А вот зачем ему нужно жестокое обращение — это вопрос уже к исследователям личности Путина.

Не только военные

Но в плен попадают не только военные. Есть еще три группы украинских граждан, которые содержатся в СИЗО и в исправительных колониях России.

— Гражданские похищенные. Это мужчины и женщины, захваченные в период оккупации и вывезенные в Россию, места их содержания обычно засекречены, на запросы родственников и адвокатов в первые примерно два года войны военная прокуратура или министерство обороны отвечали «ИхТамНет», сейчас обычный ответ — «задержаны за противодействие СВО».

Сколько их — доподлинно неизвестно, со многими нет связи с момента исчезновения, и скорее всего, их нет в живых. Скорее всего, в Россию вывезено около двух тысяч человек, еще какое-то число похищенных содержится в местах лишения свободы на оккупированных территориях.

Яркий пример — молодая учительница математики из Черниговской области Виктория Андруша, ее похитили в марте 2022 года из ее родного села, держали в СИЗО в Курской области и в Новозыбкове Брянской области с неизвестной целью, она была возвращена в Украину в рамках обмена военнопленными в октябре 2022-го, вот здесь ее подробный рассказ о том, как это было:

«Меня привезли в СИЗО. Там есть такой процесс, называется „приемка“. Говорили, что ее нужно „просто пережить“. У нас забрали гражданскую одежду, выдали робу. Заломали руки, голову, повели на допрос. Я была согнута почти до колен, не могла нормально идти. На допросе присутствовали сотрудники СИЗО и несколько человек из спецназа. Меня толком ни о чем не спрашивали, просто говорили, что я наводчица и что они проводят расследование. Били по голове. Затем вывели в коридор, где нет камер, и началось настоящее избиение, угрозы: „Мы тебя сожжем“, „Сделаем то же самое, что делали ваши солдаты с женщинами в Донецке“. Электрошокеры, дубинки. Тогда казалось, что лучше бы я умерла, чем это переживать. Ты не можешь сопротивляться, влиять на ситуацию, ты в руках этих людей. Они могут сделать с тобой все, что захотят, и прямо об этом говорят. Я старалась настраивать себя на то, что это когда-нибудь закончится».

Отмечу, что при обмене военнопленными гражданские похищенные очень редко попадают в списки обмена.

— Не прошедшие фильтрацию или схваченные на оккупированных территориях как военные (хотя на самом деле они на момент начала войны таковыми не были). Так, в Запорожской области был захвачен бывший участник АТО Виталий Манжос, его жестоко пытали, но в итоге он смог убежать и сейчас живет в Европе.

«Пришли пятеро, снова мешок на голову, и пошла тяжелая артиллерия: е*ашили, е*ашили». Потом в подвал зашел комендант этого махачкалинского ОМОНа и спросил: «Ты АТОшник? Ты будешь сейчас знакомиться с моим Борей». Ну и достал Борю. Боря оказался пистолетом.

Виталия ударили им в лицо, он упал. Тогда комендант начал стрелять.

«Сказал, что это называется Ахмат-треугольник. Две коленки и писюн. У меня руки сзади, я ничего не могу сделать. Прострелил мне одну ногу, вторую ногу, целился в пах, но я дернулся. Он попал в бедро. Потом чую, рюкзак по голове мне прилетает. Другой там был с ножом. Резал мне руки».

Виталий проводит рукой по коже: на ней десятки мелких шрамов, от ладоней до локтей. На бедрах видны следы от пуль.

«Ну, они бьют, режут, а я вроде не теряю сознание. А они говорят: „Смотрите, он точно СБУшник“. В смысле как боль терпит. И не кричит. А как мне кричать? Мне было уже все равно».

Больше двух лет удерживали в плену, в пыточных СИЗО Донецка и Таганрога, 22-летнюю сотрудницу полиции Мариуполя Марьяну Чечелюк, вот ее рассказ:

«Я никогда не забуду, как в 2023 году летом в камере было +50. Мы почти все теряли сознание от жары. Нам на две минуты открыли кормушку, чтобы зашел свежий воздух. Я на свой страх подошла ближе, и напротив в камере увидела лицо — глаза, истощение и жажду жизни — это были азовцы. Они посмотрели глазами сожаления на меня, потому что я была одна женщина на все СИЗО. Они слышали все издевательства надо мной, но не могли защитить».

А вот еще одно страшное свидетельство, которое было дано в российском суде похищенной продавщицей магазина люстр из Донецкой области Наташей Власовой:

«...Ночью привезли в Изоляцию — это была тайная тюрьма МГБ ДНР, это место называли фабрикой смерти, шефом ее был [Василий] Евдокимов. Это садисты в строгом клиническом смысле этого слова. Получать удовольствие от причинения боли голой связанной женщине и проделывание всякого рода извращений — не каждый человек на это способен. <…> Они раздевали, связывали скотчем, обливали водой и подключали ток. <…> Приезжали 15 человек совершать со мной половой акт. <…> Самое страшное — они говорили, что знают, в какой садик ходит мой ребенок, и принесут ей игрушку с тротилом…»

— Заключенные нескольких колоний Херсонской области, которые отбывали наказание в исправительных колониях, были вывезены при деоккупации на территорию России с неизвестной целью. Их около двух с половиной тысяч. Сейчас их выпускают по несколько человек в день, когда у них заканчивается срок по вынесенному Украиной приговору, и они — часто без документов, без денег, без одежды — пытаются вернуться домой. Вот здесь подробно — история этих похищений.

А вот рассказ очевидца, обменянного в августе прошлого года политзаключенного Андрея Пивоварова, об этой категории похищенных украинцев:

«Часть из них раскидали по Краснодарскому краю, кого-то отправили дальше, но всех ввозили через Кубань. О том, что будут вывозить, было понятно заранее — всех собрали в одну колонию и незадолго до отхода повезли. Еще при погрузке запретили брать с собой вещи, все традиционные баулы выбили с рассказами, что их потом обязательно привезут грузовыми КамАЗами. В эти байки никто не верил и пытался протащить с собой небольшие сумки.

Ехали больше 20 часов через Крым, без остановок. Нужду справляли в пластиковые бутылки. В Мелитополе была пересадка, где всех прогнали через строй, якобы за то, что з/к курили в автозаках. Выбили все личные вещи, включая сигареты, кипятильники, все сумки, все, что было в руках. Тех, кто возмущался, били жестко.

После всех привезли в Краснодар в наше СИЗО на Воронежскую. На приемку вызвали спецназ ФСИН, то ли Акула, то ли Анаконда, который начал жестко метелить всех новоприбывших. Все это проходило недалеко от проходной, и адвокаты, ждущие своей очереди, рассказали об этом подзащитным. Порядки в тюрьме были братские, и, узнав, что у стен избивают арестантов, СИЗО встало. По всем продолам полетела просьба о поддержке, и камеры загудели — представьте, если во все двери и другие металлические двери одновременно стучат 1,5-2 тысячи человек, и это не заканчивается.

Естественно, прибежали опера, разные начальники. Их версия была, что привезли военнопленных, и не просто, а каких-то лютых карателей, в которую, к сожалению, старшие арестанты поверили. Разница тут в том, что в криминальном мире порядочный арестант не может идти на военную службу, в полицию и прочее. Поэтому нормы арестантского единства на таких людей не распространяются (не только на военных, но и бывших полицейских, судей и пр.).

Тюрьма успокоилась, а новоприбывших разместили «на домиках», легких военных постройках внутри тюремного двора, где обычно проходили карантин. Администрация запретила общение, но, конечно, быстро началась перекличка, представление, а потом и дороги. Среди новоприбывших были и сильно избитые, и в разорванной одежде. Практически полностью отсутствовало насущное — чай, сладкое, посуда — все осталось, если не в Херсоне, то в Мелитополе. Разобравшись, что перед ними такие же братья-арестанты, тюрьма, конечно, постаралась закрыть эти потребности, благо это братство границ и указаний тюремного начальства не чтит».

Что дальше

Про жестокое обращение с украинскими военнопленными и гражданскими похищенными написаны тысячи статей, сняты сотни сюжетов. Знали это раньше? И не такое знали.

Почему же эта тема так рванула сейчас? Да потому что это The Wall Street Journal. Да, потому что стало понятно — близится трибунал по военным преступлениям в Украине, и это всерьез. Да, потому что очевидно, что распоряжение о жестоком обращении давал все же Путин, хотя и тюремщики стараются так, будто им премиальные платят за каждую пытку — хотя кто его знает, может, и правда платят.

А еще потому, что любые войны заканчиваются. Возможно, и эта война закончится уже в этом году. И мы услышим, наконец, голоса изувеченных и погибших. Узнаем имена палачей. Чьих-то соседей или родственников, чьих-то одноклассников или знакомых. Наших сограждан.

И это невозможно себе было вообразить еще совсем недавно.