Мнения
Заключенный года — Навальный, скандал года — пытки, назначения года — перестановки во ФСИН и зачистка общественных наблюдательных комиссий. Глава Фонда «Русь сидящая» Ольга Романова о том, как новости из мест заключения стали самыми обсуждаемыми событиями года и почему не стоит от наступающего года ждать ничего хорошего.
Кого, куда и зачем сажают — важнейшие наши вопросы. Обычно они находятся в компетенции следственных органов и ФСБ. Прокуратуре, как правило, достаётся унылая роль озвучки доводов следствия (при аресте) или обвинительного заключения (в суде), более или менее связно сочиненных следователем. Суд уныло штампует эти поделки, чем давно привык ограничиваться.
Про прокуратуру, впрочем, оговорюсь. В минувшем году мы видели несколько ярких выступлений, самым зажигательным из которых было соло Екатерины Фроловой, подполковника юстиции (в 33 года). Именно она представляла гособвинение на двух главных процессах над Алексеем Навальным — когда ему заменяли условный срок на реальный, и в деле об оскорбленном ветеране, где она, смахивая непрошенную прокурорскую слезу, зачитывала долгие партизанские воспоминания о том, как простой босоногий мальчишка прятался от немцев в лесу.
В общем, кого, куда и зачем сажают — это живое творчество следствия и ФСБ, изредка расцвеченное прокуратурой. Степень старания зависит от заинтересованности заказчика. Алексей Навальный в этом смысле был обслужен по высшему разряду. Нельзя в этом ряду не отметить и очень любопытное цирковое представление, явленное нам в конце года в Мещанском суде Москвы, где слушается дело братьев Магомедовых. Туда скромно явился в качестве поручителя за одного из братьев известный, так сказать, предприниматель Геннадий Тимченко. Он скромно просидел в коридоре 4 часа, после чего его всё-таки впустили в зал суда, где подвергли жёсткой обструкции. Прекрасный пример независимости и непредвзятости нашего суда. Как писал классик, таперича евонным примером можно в харю тыкать любой международной общественности.
Какое отношение имеют все эти представления к тюрьме и зоне?
Никакого — с чувством глубокого удовлетворения скажет вам любой начальник в системе исполнения наказаний (именно начальник, а не инспектор или охранник, им рассуждать не положено).
Им привезли бедолагу, они дело посмотрели, прочитали «сторожить строго (или обычно, или особо — зависит от того, как суд прописал) 12 лет» — они и сторожат.
Так, да не так.
И в системе исполнения наказаний есть место для живого творчества масс.
В уходящем году это творчество развивалось в основном по трем направлениям:
— зэк года Навальный;
— пытки;
— аппаратные интриги и отставка-назначение директора ФСИН.
Навальный
Безусловно, условия отбывания наказания Алексея Навального мало зависят от воли начальника пресловутой ИК-2 в Покрове. Этого начальника зовут Александр Александрович Муханов, и в его силах создать любому осужденному, содержащемуся в его колонии, как вполне комфортные условия, так и невыносимые. Собственно, так он и делает: и он, и любой другой начальник. Ему не нужны ничьи специальные указания в отношении любого заключённого, включая политического. В этой зоне сидели и Константин Котов, и Дмитрий Дёмушкин. Начальнику понятно, что их надо максимально оградить от общения с другими заключенными, а лучше — сделать именно их виноватыми в несчастьях других. Так, например, один из осужденных отдал Константину Котову пару своих перчаток в мороз, у него были лишние. Впрочем, у Константина они тоже были, но их упорно отказывались выдавать ему со склада. За передачу пары перчаток осужденному был вынесен выговор, и он лишился возможности условно-досрочного освобождения.
Известно также, что допуск адвокатов в Константину Котову был крайне затруднен. Это было настоящее издевательство.
К Алексею Навальному подход другой, и мы видим, что он время от времени меняется. Видно, что у адвокатов Навального нет особых проблем доступа к своему подзащитному. Это важная деталь, и здесь можно быть уверенным, что этот вопрос решался как минимум на уровне Администрации президента. ФСИН вряд ли осмелился бы брать на себя такой риск и принимать решение, важное для всех нас. Ведь адвокаты — это фактически единственный канал связи Навального с внешним миром.
Очевидно также, что команда «создать невыносимые условия, но следов не оставлять» сформулирована вовсе не в центральном аппарате ФСИН, и уж тем более не во Владимирском управлении. Условия отбывания наказание Навальным — это, конечно, не правовая сфера, не социальная и не гуманитарная. Это сфера чисто политическая. Могут ли эти условия измениться? В любой момент. Но пока, похоже, Кремль всё устраивает, и он явно намерен подвесить ситуацию с Навальным на неопределённый срок.
Похоже, Кремль всё устраивает и он намерен подвесить ситуацию с Навальным на неопределённый срок.
Во ФСИН прекрасно понимают, кто у них заключенный номер один. И ни в коем случае не выходят за рамки поставленной задачи. Будет задача снять кино про Навального в тюрьме своими силами, или силами любой Марии Бутиной — сделают. Не будет — не сделают.
В любом случае благодаря Алексею Навальному и его редкому публицистическому дару широкая публика получила гораздо больше возможностей узнать о ситуации в российских местах лишения свободы.
Пытки
Пытки и массовые изнасилования в местах лишения свободы стали одной из главных тем уходящего года благодаря известным публикациям Gulagu.net. Этой темы коснулись практически все селебритиз — от Вячеслава Володина до Ксении Собчак, вообще ставшей локомотивом темы. Широчайший общественный резонанс привёл пока к одному результату. Как выразился глава Комитета против пыток Игорь Каляпин, «могли бы взорвать гранитную скалу, а вышел фейерверк».
Почему? Потому что каждый такой выявленный случай требует серьезной кропотливой юридической работы. Чаще всего многолетней. Скучной. При большой удаче она заканчивается приговорами для тех, кто пытал, но сроки большого впечатления не производят. Многие отделываются условным наказанием. Яркий пример — Ярославское дело, которое три года назад тоже вызвало общественное волнение, когда Новая газета опубликовала видео избиений сотрудниками колонии заключенных. Суды закончились, наказаны в основном стрелочники, и не так, чтобы существенно.
Почти не двигается с мёртвой точки иркутское пыточное дело. Там после бунта в одной из зон (Ангарск, весна 2019) выяснилось, что десятки заключенных подвергались пыткам, унижениям и изнасилованиям. И несмотря на титаническую работу юристов, адвокатов (и иркутских, и московских во главе со знаменитой Каринной Москаленко) и движения «За права человека» Льва Пономарева мало кого удаётся привлечь к ответственности. В отличие от осужденных, которые рассказывали о пытках, — многие из них получили дополнительные сроки за «ложный донос».
Разве широкой публике известно что-то об иркутском деле? А об оренбургском? А о пытках в зоне «Черный дятел» Кировской области?
Кстати, об иркутском деле. Начальник ГУФСИН Иркутской области Сагалаков, впрямую ответственный за пытки и их сокрытие, в конце года повышен в звании личным указом Путина. Теперь он генерал-майор. Собственно, об этом его спрашивала Ксения Собчак на итоговой пресс-конференции.
Начальник иркутской ФСИН, впрямую ответственный за пытки, повышен в звании личным указом Путина
В ответе Путина ключевым стало слово «спокойненько». Мол, пытки есть везде, в Америке тоже. Видимо, Путин всё ещё вспоминает Гуантанамо.
Следствием пыточного скандала стало внесение в Госдуму законопроекта о криминализации пыток. Хорошо, что в нем появилось определение, что такое пытки. Санкции за пытки увеличены до 12 лет, что, кстати, увеличивает срок давности привлечения к уголовной ответственности. Пожалуй, это все плюсы. Минусов больше, и они способны сильно навредить.
— Пытки не становятся самостоятельным составом преступления, а только отягчают вину при других должностных преступлениях;
— Возможность пыток предписывается правоохранительным органам. А вот ФСБ, например, не правоохранительный орган.
Много там еще всяких мин заложено, ну да посмотрим: вдруг обсудят и поправят. Проект же.
Ну и особенности нашего правоприменения, конечно, всегда остаются на страже. Много у нас есть в УК прекрасных статей: например, о воспрепятствовании законной деятельности журналиста, или о вынесении заведомо неправосудного приговора. Кому-то полегчало от того, что такие статьи есть?
Кадровые интриги
Надо бы, конечно, брать быка за рога и рассказывать о том, какие ветры бушевали наверху пирамиды ФСИН. Но это, в общем, всем известно.
На волне скандала с пытками Путин уволил унылого генерала ФСБ Калашникова, который продиректорствовал всего два года. И этот могучий деятель, который чуть было не вывел ФСИН из состава Минюста (против чего отчаянно боролся Минюст) в самостоятельное плавание исчез, как будто его и не было никогда. Тот случай, когда место красило человека. Но не очень украсило.
Теперь там некто Аркадий Гостев из МВД. Пока тихо сидит. Перед самым Новым годом Путин своим указом уволил одного из его замов, доставшегося ему в наследство от Калашникова — Якунина. Тот, кстати, тоже выходец из МВД, опер. Судя по тому, как обставлена нынешняя чистка во ФСИН — предрекаю посадки. Впрочем, до сих пор любая смена директоров во ФСИН ими и сопровождалась. Приходят новые, и не учат уроков. В общем, все эти перестановки мест слагаемых к реформированию — да даже просто к переменам в системе исполнения наказаний никакого отношения не имеют.
А вот что имеет отношение, так это судьба общественного контроля. Он довольно давно уже выхолощен и вычищен, но оказалось, что есть куда двигаться дальше. Марина Литвинович, последний действующий член ОНК Москвы (вычищенная в 2021 году) обратила внимание на новый состав Общественного совета при ФСИН. Кстати, орган это бессмысленный, я помню времена, когда его возглавлял режиссер Владимир Меньшов, или когда там подвизался нынешний глава Валдайского клуба Андрей Быстрицкий. Членство в таких Пиквикских клубах проходит обычно незаметно для селебритиз.
Тем не менее нынешние перемены выглядят устрашающе.
Оттуда убрали Еву Меркачёву, журналистку МК и члена Совета по правам человека при президенте. Она обычно занимала лоялистские позиции, но примыкала к краю лоялизма. То есть далеко не всё хвалила взахлёб. Сейчас этого достаточно для того, чтобы вызывать подозрения. Кого еще? Анну Каретникову, которая когда-то работала в «Мемориале», а теперь во ФСИН — она вошла туда, явно движимая идеей «малых дел», но засосала трясина, в том числе лояльности. Но тоже не помогло. Почему? Мало, мало лояльности — слишком много хороших дел на счету.
А кто вошел?
Цитирую Марину Литвинович:
«Александр Ионов, писавший доносы на СМИ, чтобы их признали иностранными агентами.
Шаешников Владимир Константинович — экс-начальник главного управления Федеральной службы исполнения наказаний по Красноярскому краю, генерал- лейтенант внутренней службы. Красноярский край — один из самых «пыточных».
6 человек, связанных с конфессиями и религией, в том числе Сергей Рудов из учрежденного Малофеевым фонда Святителя Николая.
Член ОНК Москвы Алексей Мельников, который был моим конкурентом на выборах в 198 округе и умудрился собрать 16 тысяч подписей, потратив на это всего 200 с чем-то тысяч рублей. И обычно в СМИ Алексей рассказывает, что «в СИЗО все хорошо», проблем нет.
Два представителя Комиссии ОП по безопасности Аничкин и Воронцов, которые с легкостью исключают из региональных ОНК «неугодных».
Сергей Алферов — руководитель отделения Крымского офицерского союза по г. Саки, Полковник юстиции в запасе.
Назаркин Михаил Степанович — Ветеран УИС, генерал-майор внутренней службы в отставке
Для красивой картинки — несколько деятелей искусств — Гармаш, Гришковец».
Собственно, Гришковец и возглавил Общественный совет при ФСИН. Мне в личку написал один очень хороший сибирский юрист: «Гришковец вроде неплохой человек. Может, к лучшему?».
Нет.
Здесь ничего не к лучшему.
А самое ужасное — это то, что если и когда мы здесь будем подводить итоги 2022 года, это всё покажется вполне вегетарианским меню.