Мнения
Аналитическая компания Soufan Group опубликовала доклад, согласно которому на стороне террористической организации «Исламское государство» воюют 3417 граждан России. Директор Центра анализа и предотвращения конфликтов, эксперт по Чечне Екатерина Сокирянская рассказала The Insider, почему Россия оказалась мировым лидером по «экспорту боевиков-исламистов» и как будет развиваться ситуация на Северном Кавказе.
Цифра в 3417 россиян, воюющих на стороне «Исламского государства», была озвучена МВД РФ в марте 2016 года. Некоторые эксперты подвергают эти цифры сомнению. Кто-то считает, что они завышены, потому что в списки были включены многие консервативные мусульмане, которые перед Олимпиадой в Сочи переехали, например, в Турцию. Эти люди бежали из-за мощного давления силовиков на салафитские общины перед Играми и с семьями переселялись в мусульманские страны. Многие из них никогда не были Сирии, но российские силовики не могут отследить их перемещения и на всякий случай вносят в списки воюющих.
Кроме того, мы совершенно точно знаем, что власти Чеченской Республики не раз объявляли в розыск критиков режима или жертв его преступлений, которые уезжают за рубеж. Объявить человека в розыск по сирийскому вопросу - самый легкий путь заблокировать ему возможность любых, в том числе правовых действий как в России, так и за рубежом.
Другие эксперты считают, что официальные цифры занижены, и на самом деле россиян в ИГ гораздо больше — до пяти тысяч. Но я склонна считать, что цифра около трех тысяч примерно соответствует действительности.
Почему Россия сейчас выходит на первое место по числу своих граждан, воюющих в ИГ?
Во-первых, боевиков из России в ИГИЛ всегда было много. Неразрешенный, но задавленный конфликт на Северном Кавказе, проблемы с верховенством права и качеством госуправления в регионе подпитывают радикальные настроения. Я вижу прямую связь между тем, насколько сильны системные факторы, радикализирующие молодежь в государстве, и тем, сколько людей из него уезжает. Например, из Индонезии, где я недавно была и изучила ситуацию, в ИГ воюют, по официальным данным, около 500 человек. А это страна с самым большим мусульманским населением - около 220 млн человек. У нас же в стране около 20 млн мусульманского населения, и из нее уехали около трех тысяч человек боевиков. Это свидетельствует о том, что push-факторы — факторы, выталкивающие и радикализирующие людей, — в России сильнее, чем в той же Индонезии.
Кроме того, как я уже упоминала, перед Олимпиадой в Сочи российские силовики устроили масштабную зачистку на Северном Кавказе и фактически выдавили радикалов из страны. Государству этот отток был на руку, и он действительно очень сильно повлиял на снижение уровня насилия на Северном Кавказе, так как практически все, кто хотел воевать, уехали. Даже те, кто не собирался воевать, поддались на эмоциональную волну пропаганды ИГ и радикализировались - зачастую уже в эмиграции.
Во-вторых, сейчас, когда ИГИЛ стремительно теряет территории, а его армию выкашивают бомбардировки и наземные операции, многие иностранные боевики пытаются рассосаться, скрыться с поля боя. Кто-то возвращается в свои страны, кто-то пытается найти себе спокойное место в другой стране, чтобы пересидеть, кто-то перемещается в другие театры военных действий — например, в Афганистан, Ливию. Российские же боевики возвращаться на родину не хотят, потому что ничего хорошего их там не ждет. Раньше некоторые разочаровавшиеся игиловцы пытались переместиться в Турцию, но сейчас сотрудничество спецслужб Турции и России налажено довольно хорошо, Турция сама активно борется с ИГ на своей территории, так что спокойной жизни в Турции им не будет.
В России людей, которые воевали на Ближнем Востоке, ждет большой тюремный срок, потому что, скорее всего, им будут предъявлены обвинения по 205-й статье УК РФ «терроризм». На предварительном следствии к этой категории подозреваемых часто применяются незаконные методы, пытки. Так что у боевиков нет никакого желания возвращаться домой, за исключением тех, кто сильно разочаровался на самых ранних этапах, еще не успев понюхать пороха. А вот женщины с детьми возвращаются довольно активно, сейчас представитель Рамзана Кадырова организовывает их возвращение. Мужчины же погибают в Сирии и Ираке, многие решили, что будут сражаться до конца. По совокупности всех этих причин россиян в рядах ИГИЛ остается много.
Вместе с тем нового оттока радикалов в Сирию почти не происходит. С одной стороны, многие уезжали в Сирию не только воевать, но и строить новую жизнь. Сейчас стало совершенно очевидно, что проект «халифата» с треском провалился, жить там невозможно. ИГ потеряет все свои территории в ближайшие месяцы. Туда может ехать только тот, кто хочет неминуемой смерти. С другой стороны, начиная со второй половины 2014 года силовики всеми средствами стараются предотвращать отъезд, понимая, что если в России они могут что-то сделать с сочувствующими ИГИЛ, то за пределами страны эти люди вне досягаемости. Они набираются военного опыта, провозглашают Россию одной из главных своих мишеней. Например, убитый в прошлом году Умар аш-Шишани, самый известный чеченец в ИГ, был его «военным амиром» — это самая высокая военная должность в крупнейшей террористической организации. Для такого человека Россия всегда будет приоритетом, как и для всех его людей, которые поднялись по игиловской «карьерной лестнице». В ИГ россияне занимаются вербовкой своих соотечественников, они удаленно создают ячейки на территории России. Поэтому силовики последние годы, насколько это возможно, предотвращали отток.
К счастью, терактов в России в последние годы немного. Успехи спецслужб по предотвращению терактов связаны прежде всего с высоким уровнем инфильтрации, способностью отслеживать, широкой агентурной сетью, которая нарабатывалась годами, работой в интернете, где отслеживаются так называемые «спящие ячейки». Борьба со «спящими» ячейками ИГ очень непрозрачна. Если раньше можно было на месте перепроверить, действительно ли человек участвовал в теракте или нападении, или дело в отношении него сфабриковано, то сейчас очень сложно понять, что на самом деле происходит. Складывается впечатление, что обычно на довольно ранних этапах ФСБ или Центр «Э» вычисляют вербовщиков или даже используют провокаторов, а потом «ведут» ячейку вплоть до ареста.
Государство понимает, что сегодняшнее затишье на Северном Кавказе скорее всего временное. Радикалы уехали, насилие в регионе пошло на спад, и пришло время для работы по профилактике. В последние годы развернута довольно масштабная идеологическая работа. Ее ведут духовные управления мусульман, комитеты по делам молодежи, министерства печати, образования, СМИ. Выделяются средства на проведение многочисленных мероприятий: лекций, встреч, круглых столов, конкурсов, конференций, на размещение наружной рекламы — огромных билбордов с лозунгом «Терроризму — нет!».
Это, наверное, довольно неплохо работает на уровне общества в целом, как действенна любая массированная государственная пропаганда. Но в отношении молодых людей, уже ставших радикалами, такого рода профилактика совершенно неэффективна, потому что она методологически неверно построена. Радикальная молодежь не будет слушать имама из Духовного управления, считая его частью порочного государства, они не будут слушать госчиновников или светских учителей. Им скучны занудные официальные речи. Они не верят государству и считают его несправедливым. У них клиповое мышление, их привлекает красочная, завораживающая пропаганда ИГ, их ролики, нашиды (исламские пения), мультики и инфографика. Но попытки создать систему профилактики, которая будет работать именно на них, пока всерьез не предпринимаются. Так же как выработать методику ненавязчивой, эффективной работы в отношении уязвимых групп, например, вдов боевиков или жен тех, кого осудили за участие в вооруженных формированиях, их детей. В Ингушетии Евкуров создал общественный совет с подобными задачами, но и там работа находится в самой начальной стадии и результатов пока не видно.