Как ломали Тихановскую. Методы давления КГБ глазами супруги экс-кандидата в президенты Беларуси

С тех пор как Светлана Тихановская уехала из Беларуси, проведя три часа в Центризбиркоме и записав на тамошнем казенном диване видео о том, что не нужно выходить на площади и противостоять милиции, все пытаются понять, что ей сказали в эти три часа, как ее обрабатывали, чтобы заставить записать видео и немедленно уехать из страны. Не знаю, что сказали Светлане Тихановской. Но, пройдя через избирательную кампанию 2010 года и ее продолжение в СИЗО КГБ, знаю точно, какими методами они действуют, и что она за эти три часа могла пережить.

“У вас руки в крови!”

Больше всего они любят обвинять в окровавленных руках. «У вас на руках кровь!» - кричали они моему мужу Андрею Санникову в СИЗО КГБ. И показывали фотографии искалеченных милиционеров. Поскольку нас в 2011 году арестовали сразу же после разгона площади, мы не знали, что все эти фотографии – фейк. Андрей говорил: «Мы никого не били, и даже стекла в доме правительства били провокаторы. Но если действительно пострадали милиционеры – я готов извиниться. Давайте так: вы извинитесь перед избитыми белорусами, а я извинюсь перед пострадавшими милиционерами». Такой вариант их не устроил.

Спустя четыре месяца после ареста, в апреле, когда в минском метро на станции «Октябрьская» прогремел взрыв, во время которого 15 человек погибли и 200 были ранены, в камеру к мужу вбежал начальник СИЗО Александр Орлов – с багровым лицом. Он орал: «Это все вы устроили! На ваших руках кровь! Вы убийцы! В метро взрыв!» И убежал. И все – информационная блокада. А муж тем временем метался по камере, вспоминая, что любимое занятие нашего трехлетнего сына – путешествия с бабушками или дедушкой на общественном транспорте. И время – шесть часов вечера – то самое, для вечерней прогулки. Андрей просил информации, подробностей, просил принести список погибших – ничего не происходило. Хорошо, что гэбисты не умеют импровизировать: в тот момент Андрей в обмен на информацию о взрыве мог легко подписать признание вины. К счастью, до этого они не додумались. И если вспомнить, что Светлана Тихановская говорила в своем видео про мир и согласие – легко можно допустить, что ее обвиняли точно так же: руки у тебя в крови, это из-за тебя люди страдают, а скоро будут горы трупов.

Шантаж детьми

Но еще больше, чем чужой кровью, они любят пугать обвиняемого его собственными детьми – точнее, тем, что с ними будет. Спустя десять лет после того, как нас с мужем шантажировали в тюрьме нашим трехлетним сыном, я поняла: все было не зря. Именно наш опыт заставил Светлану Тихановскую вывезти детей из Беларуси еще до регистрации в качестве кандидата. Но кто знает: вдруг им известно, где они находятся?

К счастью, в тюрьме я так и не узнала, что происходило с моей семьей после нашего с мужем ареста. Не узнала, что на следующий же день, когда в доме находились мои родители и тогда еще трехлетний сын, поздним вечером в замке начал поворачиваться ключ. Само собой, они не верили, что это мы возвращаемся домой. Но родителям стало страшно: ведь если наши ключи у спецслужб, теперь они могут не утруждать себя соблюдением хотя бы каких-то юридических процедур. Они могут приходить и уходить в любое время суток, и никакого чувства защищенности запертая дверь больше не дает. Дом разрушился. Потому что какой же это дом, если туда открыт доступ врагам?

В квартиру тогда вломились восемь человек в штатском и, не обращая внимания ни на родителей, ни на сына, рассыпались по комнатам. Их не интересовал компьютер – первое, что ищут при обыске. Это вообще был не обыск. Просто демонстрация того, что они могут войти в дом в любой момент и что их много. А первый сигнал с воли о том, что происходит нечто ужасное, я получила через десять дней после ареста. Предъявление обвинения – следственное действие, на котором присутствует адвокат. Так вот, адвокат пришел и сказал, что за моим сыном пришли представители органов опеки и хотели забрать его у моих родителей. Но пока он дома. А что завтра – неизвестно. И все. Больше никакой информации. Тем временем меня вызвали к оперу с лицом потомственного вертухая, и он говорил мне: «Статья у вас особо тяжкая. Вы – один из главных фигурантов. Вам светит пятнадцать лет. Сыну вашему сейчас три года. К тому времени, как выйдете, – он в детдоме бандитом вырастет».

О том, как моего трехлетнего Даню пытались похитить из детского сада, написали тогда, по-моему, все издания мира. Так что не буду лишний раз пересказывать подробности. Скажу лишь, что когда за ним в детский сад приехали представители опеки с милицией и мигалками, заведующая детским садом Лилиана Стрельская расставила весь педагогический состав возле каждого выхода, а воспитатели и няни тупо выстроились во фрунт, и ни одна не сказала начальнице: «Да пошла ты!» Приказ был – стоять, чтобы, не дай бог, родственники не забрали ребенка. Тогда моего сына спасло НТВ (10 лет назад это еще было несколько другое телевидение, и тогдашние события в Беларуси канал освещал объективно). Ребята с камерой приехали случайно – хотели снять, как бабушка забирает из сада осиротевшего мальчика после ареста мамы и папы. И случайно нарвались на органы опеки с мигалками. А те, увидев телекамеру канала НТВ, спасовали, не захотели вечером в телевизоре похитителями ребенка выглядеть. И неохотно дали моей маме месяц на установление опеки. Но я об этом не знала. Я говорила сокамерницам: Если они все-таки заберут его, я соглашусь на все их условия. Я буду приветствовать делегатов всебелорусского собрания, плясать гопака на площади с красно-зеленым флагом, я сознаюсь в чем угодно, пусть предлагают. Но никто ничего не предлагал. Месяц я сходила с ума. По ночам, когда удавалось заснуть, мне снилось, что моего трехлетнего сына ведут в наручниках в соседнюю камеру.

Детей Светланы Тихановской вывозила из Беларуси главный редактор новостного портала Хартия’97 Наталья Радина. Кстати, год назад это было бы не так сложно: виза в посольстве, билеты для детей и их бабушки – и вперед. А при закрытых границах открыть коридор, чтобы их впустили в Европу, невероятно трудно. Наталья справилась – она тоже оказалась в тюрьме после выборов-2010 и понимала, что в Беларуси можно участвовать в избирательных кампаниях только бездетным, родителям совершеннолетних или в крайнем случае – если дети в другой стране. Самой Наталье было 30 лет, когда ее арестовали. У нее детей не было, так что и шантажировать вроде нечем. Даже тюрьмой не пригрозишь человеку, который уже сидит. «Дальше Сибири не сошлют». Так вот, Наталью пугали будущей бездетностью: «Вы будете сидеть лет десять минимум. Выйдете в сорок. Здоровье свое за это время к черту «посадите». Никаких детей у вас уже не будет. Весь свой репродуктивный возраст вы проведете в зоне». Когда Наташу перевели под подписку о невыезде, она сбежала. Четыре месяца пряталась в Москве, воспользовавшись отсутствием границы, потом ее переправили в Европу. Никто не знает, то ли она по-прежнему в розыске, то ли ее дело закрыто. А Хартия’97 в Беларуси заблокирована.

Заложники

Еще один легкий способ добиться желаемого – формальное перекладывание на человека ответственности за чужую судьбу. Нет, я не про фото окровавленных милиционеров и таких же демонстрантов. Я про вкрадчивое «только от вас зависит, что мы с ним сделаем». Это, как правило, действует безошибочно. Именно так меня заставили отказаться от адвоката.

Моим первым адвокатом был Владимир Толстик – именно он присутствовал на двух «дежурных» допросах. А потом меня привели к какому-то большому начальнику (они, как правило, не представляются, или в крайнем случае все Иван Иванычи), который сказал:

— В общем, так, Ирина Владимировна. От адвоката Толстика вам придется отказаться. У нас есть информация, что адвокат Толстик получил американскую green card и собирается уезжать. А в Штатах подписка о неразглашении материалов следствия, которую он дал, уже ничего не значит. И мы не можем допустить, чтобы он уехал с информацией о вашем деле. Так что вам придется отказаться от него. Ничего личного, как говорится. Ваши родители могут нанять любого другого адвоката, никто ни на кого давить не собирается. Но Толстик с вами работать не будет.

— А если я не откажусь от Толстика?

— Тогда все будет еще проще: один звонок в министерство юстиции – и у него нет лицензии. И это будет уже на вашей совести. Зачем оставлять человека без работы, без дохода? А если вы сами от него откажетесь – он сохранит лицензию и сможет спокойно зарабатывать, пока не уедет. Нас Толстик, поверьте, не интересует, мы только хотим, чтобы информация не уходила за границу.

Я в ту же минуту написала заявление об отказе от услуг адвоката Толстика, прекрасно понимая, что иначе его действительно лишат лицензии одним звонком. Мне было все равно, что в тюрьме я остаюсь без адвоката. Мое заявление было подшито к делу, но Владимира все равно лишили лицензии. Лишили ровно через три недели после того, как я написала это заявление, с формулировкой «за отказ в юридической помощи Халип И.В.».

Масштабов гэбэшной подлости я не учла. Как, впрочем, и гэбэшной глупости – лишением лицензии ему сделали отличный старт в США. Толстик уехал уже не просто как счастливый обладатель green card, а въехал в Америку репрессированным. Еще в Беларуси он пытался через суд восстановить собственную лицензию. Мой папа, который, собственно, и заключал договор с ним, выступал в суде в качестве свидетеля и объяснял, что я лично отказалась от услуг Толстика, о чем сделала письменное заявление. Бесполезно.

Пытки и угрозы пытками

И, наконец, самый простой и самый безотказный способ добыть нужные показания или нужное публичное заявление. Кандидат в президенты Владимир Некляев сидел в одной камере с сотрудником департамента финансовых расследований комитета госконтроля. Для выбивания показаний из этого чиновника они даже не выстраивали никаких многоходовых комбинаций. Его просто однажды вечером увели из камеры в «сапог»: подвальное помещение без окон, обитое дерматином от пола до потолка. Такие комнаты встречаются в голливудских триллерах. Мне объясняли: захочешь голову разбить, членовредительством испоганить светлые идеалы КГБ — а не сможешь. Будешь биться в дерматиновое мягкое покрытие. В общем, сокамерника Некляева привели в этот «сапог», потом люди в масках завели туда другого зэка и зверски избили его. А офигевшему очевидцу, не понимающему, что это все значит и что сейчас будет с ним, четко сказали: «Завтра то же самое случится с тобой. Но до того тебя еще вызовут на допрос. Так что у тебя есть один-единственный шанс». Он воспользовался шансом. И его не били. В суде, правда, он сразу же отказался от всех показаний, данных под давлением.

Все эти истории – квинтэссенция работы белорусского КГБ. Угрозы, шантаж, “разводка”, пытки – других методов нет. Просто потому, что ничему иному они со времен Эдмундыча не обучены. Так что со Светланой Тихановской они могли использовать любой из описанных методов. Когда она записала новое видеообращение, было видно, что она по-прежнему смертельно напугана, хотя уже несколько дней находится в Литве. И если в первых двух видео она призывала не сопротивляться милиции и не выходить на улицы и сетовала, что она слабая женщина, то видео, записанное в Литве, ничем практически не отличается. Разве что Светлана призывает каждого защищать свой голос, но не на улице. Это значит – увести людей в сторону сопротивленческого спама, чтобы писали жалобы и не выходили на улицы.

Конечно, Светлане Тихановской было труднее, чем многим из нас, даже учитывая, что ее дети и мама в безопасности в Европе. Но гэбистам давить на нее было гораздо проще, чем на нас. Если бы она читала Шаламова или Гинзбург, Солженицына или Разгона, то знала бы, что все это в истории уже было и ни на что новое у карателей фантазии не хватает. В белорусском КГБ все то же тысячелетье на дворе. И ничего не меняется просто от лени и тупости.