Проклятая неопределенность. Возможно, саммит на Аляске не приведет к перемирию, но и Трампу, и Путину он нужен, чтобы определиться с будущим

Саммит нужен и Трампу, и Путину для понимания, как действовать дальше: первый разочарован в итогах своих усилий и должен достичь если не успеха, то какой-то определенности до начала новой сессии Конгресса; второму было бы кстати прояснить раскладку геополитического пасьянса до предстоящей в начале сентября встречи с китайским лидером Си Цзиньпином и до завершения периода бюджетного планирования на 2026 год. Встреча, чем бы она ни закончилась, подведет черту под тремя с половиной годами войны и определит основные контуры взаимодействия участников на следующие три с половиной года — те, что остаются до конца второго срока Трампа.

Что же случится после аляскинского саммита? Если Дональд Трамп будет весьма удовлетворен результатами переговоров и сочтет, что многого добился, — например, если Владимир Путин согласится, чтобы за Россией были признаны «только» Крым и Донбасс, а остальные территории пока будут считаться «спорными», — я бы ожидал очень сильного давления американцев на европейских союзников и на Киев для одобрения сделки.

Второй вариант возможен в случае, если Трамп посчитает позицию Путина неконструктивной и сочтет, что тот без должной благодарности отнесся к его беспримерным усилиям по достижению мира. Однако и такую ситуацию я бы не стал называть для Кремля проигрышной, так как не допускаю мысли о том, что Белый дом выберет после этого резко конфронтационный метод поведения.

Собственно говоря, история с «ультиматумом» и саммитом важна прежде всего потому, что она показала: ввести новые санкции против России США не могут себе позволить. Сначала Трамп де-факто отклонил их самый экзотический вариант, перехватив инициативу у сенаторов Линдси Грэма и Ричарда Блюменталя с их 500-процентными пошлинами, сказав что сам введет 100-процентные, а потом расписался в неспособности сделать и это, ограничившись «наездом» на Индию (пошлины в отношении которой в обозримом будущем, наверное, будут отменены, поскольку на фоне отсутствия ограничений в отношении других партнеров России выглядят гротескно).

В случае, если договоренностей с Путиным достичь не удастся, для Трампа было бы самым правильным довести до сведения союзников, что Америка отказывается от дальнейших попыток участия в урегулировании, сосредотачиваясь на своих собственных проблемах (а их немало: нужно упорядочить торговые отношения с рядом стран, «разобраться» с замедлением экономического роста, консолидировать Республиканскую партию и т.д.). Европе и Украине в этом случае придется выстраивать региональную стратегию противостояния России, над которой они собирались, насколько мне помнится, начать работать еще весной, но с тех пор продвинулись не слишком далеко. В какой мере им будет сопутствовать удача в этот раз, сказать сложно. Путин же продолжит ждать успехов от военных, которые обещают ему, что украинская оборона «посыплется» через пару месяцев.

Какими бы разными ни казались эти сценарии, их объединяет одно: при реализации любого из них перспективы Кремля улучшаются. Новых санкций уже не будет: американцы не готовы противопоставить себя половине мира ради разрешения регионального конфликта, а европейцы уже сделали всё, что могли, и результат их усилий остается ограниченным. При этом в случае, если Вашингтон оставит Европу один на один с Россией, никаких радикальных решений типа перекрытия балтийских проливов или хотя бы конфискации заблокированных суверенных российских активов ожидать не приходится. Военная помощь Киеву существенно сократится; финансирование также не будет столь же неограниченным, как прежде. Это может не гарантировать победы России, но наверняка сделает ее более самонадеянной и решительной.

Единственной проблемой Кремля в подобной ситуации окажется российская экономика. Для Путина встреча на Аляске, безотносительно ее результата, крайне важна и тем, что ее итоги определят экономические и финансовые ориентиры на следующий год. События последних дней были довольно красноречивы: индийский премьер Нарендра Моди назвал Путина своим другом; индийские компании не прекратили закупать российскую нефть; китайские товарищи также не изменили своего отношения к Москве; страны БРИКС, судя по всему, пока намерены сомкнуть свои ряды, а не подстроиться под требования Вашингтона.

Экономические проблемы России в 2025 году, на мой взгляд, порождены прежде всего явным непониманием как властями, так и бизнесом каких-либо перспектив, так как они определяются будущим ходом войны, о котором никто не имеет ясного представления.

В случае, если Украину можно было бы убедить сдать территории и прекратить борьбу, российская экономика начала бы восстанавливаться: военные расходы можно было бы сократить с 13–15 до 8–10 трлн рублей, не сокращая финансирования ВПК и личного состава армии, что привело бы к быстрой балансировке бюджета. Деньги на счетах компаний и частных лиц можно было бы задействовать для инвестиций в условиях снижения процентной ставки. Фондовый рынок вырастет, да и в целом цены на активы заметно повысятся, поддержав оптимизм бизнеса. Сейчас в России на ведение и обеспечение войны тратится около 8% ВВП — и это куда меньше, чем было в мирные годы в СССР и тем более в военное время в США и Великобритании. Причин для послевоенной рецессии в нынешней России не видно.

Если же война продолжится при «выходе из нее» США, Путин почти наверняка умножит военные усилия, выделяя на это дополнительные средства, ограничивая инфраструктурные и социальные расходы и обесценивая рубль для того, чтобы снизить дефицит бюджета, страдающего от низких цен на нефть, сокращения экспорта и увеличения скидок на российские сорта. Такая мобилизация потребует скоординированных шагов со стороны всех властных структур, но что-то подобное мы уже видели в 2022 году, и повторить тот опыт вполне возможно. Но даже если это случится, 2026 год должен стать последним годом наращивания военных усилий (затягивание войны более чем на пять лет может обернуться для экономики летальным исходом).

Экономические факторы сегодня важны для обеих сторон. Россия, как я уже сказал, не может позволить себе сильно затягивать войну, только если Запад не откажется целиком и полностью от поддержки Украины, — я бы даже сказал, что при прочих равных время работает против Путина.

Однако и США, которые имеют возможность усилить давление на Россию (это можно было бы эффективно сделать через введение пошлин в отношении стран-импортеров российской нефти — необязательно 500- или 100-процентных, но хотя бы соответствующих суммам закупаемых этими странами российских товаров), понимают, что такой шаг чреват для них как минимум не меньшими финансовыми потерями, чем для Москвы, и, мягко скажем, не уверены, что игра того стоит.

Российскую экономику сейчас можно пустить под откос нефтяной блокадой — но это чревато разрушением многих торговых связей США с миром, повышением мировых цен на энергоносители и очередной волной инфляции, которую при Джо Байдене даже называли «путинской».

При этом практически любое смягчение режима санкций в нынешних условиях вызовет эффект домино: если американцы откажутся от некоторых ограничений, ЕС будет намного сложнее сохранить консенсус в рядах своих участников и не то что принять очередной двадцать какой-то пакет, а даже просто продлить действующие ограничения, что приходится делать время от времени. Иначе говоря, любые изменения в диспозиции сегодня рискованны для всех, но встреча на Аляске организована именно для таких перемен, что и делает ее и важной, и малопредсказуемой.