Многотысячные акции протеста с требованием отставки правительства и президента с конца мая проходят в Тбилиси. Грузинский публицист Дмитрий Мониава специально для The Insider - о том, как история, начавшаяся с конфликта подростков, привела к отставке главного прокурора и все еще может увенчаться падением кабинета министров Грузии.
1 декабря 2017 года в центре Тбилиси, где надменные взгляды и неудачные шутки сгубили больше молодежи, чем опиаты и локальные войны, повздорили ученики престижной 51-й школы. Один из них позвал на подмогу родственника из столь же славной 1-й экспериментальной школы, и в одном из дворов на улице Хорава произошла массовая драка. Двое подростков были убиты, причем 16-летний Давид Саралидзе получил 12 ножевых ранений.
У культа детей в Грузии три основные причины — потери во Второй мировой, неуклонное снижение рождаемости и самогеноцид молодежи в 90-е годы. Жестокость преступления ужаснула родителей и нанесла первый удар по рейтингу правящей партии. Дело сразу же попало на первые полосы, поскольку касалось уважаемых семей, пусть и не принадлежащих к элите. Когда подросток со спицей в боку умирает где-нибудь на окраине Зестафони, общество может не обратить на него внимания, но это был иной случай.
Грузины понимают слово «омерта» без перевода <итал. omertà — укрывательство, круговая порука>. Школьники отмалчивались и меняли показания. Отец одного из убитых, Заза Саралидзе, полгода метался по инстанциям и доказывал журналистам, что улики намеренно уничтожают, а подозреваемый не смог бы нанести его сыну-атлету столько ранений в одиночку, и как минимум двое убийц остаются на свободе. Он обвинил бывшего сотрудника прокуратуры Мирзу Субелиани (тот подал в отставку сразу после убийства) в том, что тот давит на свидетелей, пытаясь выгородить своего отпрыска. Ему сочувствовали так же, как Ирине Енукидзе, которая в годы правления Саакашвили добивалась справедливого наказания для полицейских, замучивших ее сына, но почти никто не верил, что у Саралидзе что-то получится.
31 мая грузинский национальный характер еще раз подтвердил свое сходство с тротилом — детонатором послужило решение суда. Один из обвиняемых был признан виновным в предумышленном убийстве, а другой — лишь в попытке убийства, поскольку прокуратура, допросив множество свидетелей, так и не сумела восстановить картину произошедшего и выяснить, кто именно нанес Давиду Саралидзе 12 ранений. Его разъяренный отец бросился на улицу, увлекая за собой сочувствующих. Через несколько часов на проспекте Руставели начался стихийный, самый многочисленный за последние пять лет митинг.
Политики спешили к зданию Парламента, дабы посочувствовать Саралидзе, который едва сдерживал слезы перед десятками телекамер. В информационном пространстве было тесно от возмущенных комментариев. Напряжение росло по экспоненте. Главный прокурор Ираклий Шотадзе, проговорив что-то мелодраматичное, подал в отставку. Премьер-министр Квирикашвили попытался обратиться к митингующим, но его освистали и забросали бутылками. Столицу лихорадило, и законы драматургии требовали, чтобы в окнах Стеклянного дворца закулисного правителя страны Бидзины Иванишвили до утра пылал свет и метались испуганные тени, но ничего подобного не происходило. По всей вероятности, «Олигарх всея Грузии», как обычно, лег спать в 22:00.
Иванишвили нетороплив; его часто называют «удавом» или «анакондой» — он заставляет противников тратить ресурсы, постепенно лишает их пространства для маневра, а затем и воли к сопротивлению. Раздавая в тот вечер указания, он, скорее всего, понимал, что сбой подгнившей правоохранительной системы — это лишь повод, который позволил обществу выразить свое недовольство, но не причина его возникновения.
Вот уже два десятилетия правящие партии идут по одному и тому же пути, а в последние четыре года продвигаются вперед энергично, как бульдозер, подминая под себя все ветви власти и прибыльные сектора полумертвой экономики. Когда свободного пространства для экспансии не остается, начинается «кризис расширения» — влиятельные лидеры борются друг с другом за сферы влияния, и клановые интересы для них становятся важнее общепартийных. Это провоцирует процесс саморазрушения, и он, судя по истории болезни «Союза граждан» и «Национального движения», тоже длится примерно четыре года. Двери социального лифта в период упадка заблокированы намертво, силовики ведут себя, как голодные лагерные овчарки, и гроздья гнева в обществе созревают намного быстрее.
Абсолютное большинство грузин никогда не выйдет на площадь требовать прибавки к зарплате или снижения налогов
Абсолютное большинство грузин никогда не выйдет на площадь требовать прибавки к зарплате или снижения налогов, им стыдно прилюдно признать, что они бедны. Но недовольство тяжелейшим социально-экономическим положением не исчезает, копится долгие месяцы, и, наконец, разом выплескивается, когда появляется подходящий повод. Наиболее нервно граждане реагируют на полицейский произвол и несправедливость судей — на все, что касается унижения достоинства, поскольку в пирамиде ценностей, унаследованной от феодальной эпохи, оно занимает главное место. Его потеря обнуляет общественный статус, а это в Грузии едва ли не хуже смерти.
Власть «Грузинской мечты» основана на древней, как бивень мамонта, концепции «меньшего зла». Ее лидеры признают, что новый режим не идеален, но подчеркивают, что он намного гуманнее, чем старый: пыточный конвейер (почти) остановлен, и спецназовцы (пока) не бросаются на митингующих, как каратели на партизан. Главный прокурор подал в отставку, МВД начало новое расследование убийства на улице Хорава... Сквозь десятки подобных утверждений, как кровь сквозь бинты, проступает подтекст: «Чего ж вам еще надо, сукины дети?!». Четвертые сутки Госбезопасность и МВД работают над локализацией очага нестабильности — как на пятачке перед зданием Парламента, так и в общественном сознании.
Власти сразу же объявили организаторов акции сторонниками Михаила Саакашвили, использующими несчастного отца в своих целях
Власти сразу же использовали свой коронный прием, чтобы отсечь от Саралидзе значительную часть сочувствующих. Организаторов акции объявили сторонниками Михаила Саакашвили, использующими несчастного отца в своих целях. В социальных сетях появились доказательства того, что раньше они действительно сотрудничали с «Национальным движением». Дело в том, что бóльшая часть избирателей, проголосовавших в 2012-м против Саакашвили, не будет протестовать вместе с его сторонниками, и даже если Иванишвили начнет совмещать злодеяния Ирода с пирами Валтасара, любое взаимодействие с «националами» останется для них табу.
Политическое пространство Грузии разделено на несколько изолированных «гетто». Недоверие и ненависть целого ряда политических объединений к бывшей правящей партии (точнее, к двум ее осколкам — «Нацдвижению» и «Европейской Грузии») не позволяет формировать ситуативные альянсы и препятствует сотрудничеству избирателей. Таким образом, Иванишвили разделяет и властвует вот уже шестой год.
Михаил Саакашвили, несомненно, был бы рад воспользоваться кризисом — тем более что его партия ослабла после раскола. Сейчас ее рейтинг, вкупе с невозможностью создания представительных коалиций, не позволяет даже мечтать о победе на выборах. А пропагандистская машина «Грузинской мечты» связывает акцию на проспекте Руставели с его злой волей и, как обычно, превращает бывшего правителя в Эммануэля Голдстейна из «1984»-го.
Если отбросить в сторону змеиный клубок политических противоречий, можно обнаружить, что кризис нарастает из-за того, что общество обогнало деградирующую политическую элиту в своем развитии. Оно постепенно изменилось в ходе сближения с Европой и по-новому взглянуло на Иванишвили и Саакашвили, тени Шеварднадзе и Гамсахурдия, прокурорскую и судейскую мафии, продажных депутатов и трусливых лидеров профсоюзов, убийц в погонах и без погон, коррупцию и непотизм, отсталость и нищету — и массивные надгробия из черного мрамора на могилах подростков, которые, подражая старшим, пытались любой ценой подняться по скользким ступеням обветшалой социальной пирамиды. Краткое содержание всех выступлений, прозвучавших в эфире в последние дни, в цензурном варианте сводится к трем знакомым словам «Так жить нельзя!».
Огромные по грузинским меркам ресурсы хитроумного хозяина Стеклянного дворца все еще позволяют ему загнать бурный поток в старое русло, тем более что организаторы акций протеста путаются в своих радикальных призывах и пока не могут подкрепить их пресловутой «критической массой» митингующих.
Как сказал в субботу вечером один из ведущих политологов страны в уютном, но несколько пафосном ресторане с видом на Старый город: «Революция возможна, но… (качаловская пауза, всеобъемлющий жест) маловероятна!». Если внезапная эскалация не оставит другого выхода, Иванишвили обновит кабинет министров, выдвинет в авангард руководителя МВД Георгия Гахария и министра финансов Мамуку Бахтадзе и поручит им сбить накал страстей, а также уравновесить непропорционально возросшее влияние мэра Тбилиси Кахи Каладзе и министра экономики Дмитрия Кумсишвили (он предпочитает действовать из-за кулис). Дисбаланс, возникший в правящей партии, несомненно, дестабилизирует и ее, и страну, но его ликвидация не заменит фундаментальных реформ, в которых нуждается Грузия, и, прежде всего, ее правоохранительные органы, иначе они неизбежно будут порождать новые поводы для протеста, подобные делу Саралидзе.
Главную угрозу для Иванишвили представляют не ослабшие оппоненты, а стихия иррационального бунта против старой системы — ее с недавних пор принято обозначать новомодным французским (если точнее, тунисским) термином «дегажизм». Коль скоро столичная молодежь решит, что тревожный человек с ухватками разбогатевшего сельского старосты и соответствующими этическими и эстетическими установками нелеп, смешон и более не нужен, звезда над Стеклянным дворцом быстро покатится вниз, а элитные группировки начнут заключать тайные пакты с вероятным новым правителем.
Октябрьские выборы президента в Грузии очень важны, несмотря на то, что конституционные поправки превратили президента в почетного нотариуса
В октябре в Грузии состоятся президентские выборы. Они очень важны, несмотря на то, что конституционные поправки превратили президента в почетного нотариуса, а «Грузинская мечта» пять лет подряд получала поддержку большинства избирателей. Если партия одержит очередную победу, и место неумелого, но, тем не менее, фрондирующего президента Маргвелашвили займет марионетка Бидзины Иванишвили, непоследовательное, но вольнолюбивое грузинское общество может испытать сильный приступ клаустрофобии, поскольку контроль правящей партии над государственными институтами приблизится к абсолютному в условиях фатальной слабости оппозиции.
Старая элита постоянно воспроизводит один и тот же персоналистский режим, прикрытый передовой по постсоветским меркам «фасадной демократией»
А в ее недрах будет продолжаться разрушительный процесс, вызванный «кризисом расширения», незаметный, как известная, но малоизученная болезнь в ранней стадии. Это сделает грузинскую политику менее предсказуемой, Иванишвили придется все чаще вмешиваться в микроменеджмент, и, в конце концов, судьбу «Грузинской мечты» определит степень адекватности когнитивных процессов в отдельно взятой голове — счастливого финала у такого сценария быть не может.
Старая элита, словно испорченный ксерокс, постоянно воспроизводит один и тот же персоналистский режим, прикрытый передовой по постсоветским меркам «фасадной демократией». Это надоело всем, но значительная часть граждан воздерживается от решительных действий, предчувствуя, что они опять закончатся повторением пройденного. Отсутствие навыков построения подлинно демократического государства и желание пользоваться его благами порождают непреодолимое противоречие. Оно, словно в зеркале, отражается в яростных акциях протеста, радикальных требованиях, безумных, но привлекательных планах и других проявлениях общенационального политического невроза. Готовых рецептов его преодоления нет, и, кажется, общество просто должно продолжать развиваться и расти — подобно цветку, который тянется к солнцу.