«Прощайте, Миссис Мэйбот («Мэй-Робот»), вы оказались почти человеком» — так озаглавила статью об отставке британского премьер-министра газета The Independent. Речь не только о слезах, которые Тереза Мэй не смогла сдержать, заканчивая свое прощальное обращение к нации у дверей резиденции на Даунинг-стрит. Да, выяснилось, что не такая уж она «стальная» и роботоподобная. И вполне вероятно, что, несмотря на все поражения и ошибки Мэй, британцы еще будут вспоминать ее премьерство с тоской по «спокойным и приличным временам» в сравнении с теми, что придут им на смену.
Автор этого комментария — Том Пек — обычно пишет сатирические скетчи на политические темы. На этот раз он тоже позволил себе несколько сардонических метафор — например, сравнил бесконечные челночные поездки Терезы Мэй между Лондоном и Брюсселем с судьбой затюканной официантки, которая носится между упрямым поваром и невыносимым клиентом. Не удержался он и от серьезных, совсем не смешных выводов. Центральная идея: дело не в достоинствах или недостатках премьера, а в том, что «Брекзит спустил на Британию свору популистских демонов».
Британцы еще будут вспоминать Терезу Мэй с тоской по «спокойным и приличным временам» в сравнении с теми, что придут им на смену
Похожую мысль на разные лады повторяют многие обозреватели, но я позволю себе уточнить: Brexit — это всё же симптом, а не сама болезнь, скорее следствие, чем причина. Да, он послужил катализатором невиданного в истории страны раскола, но сам процесс начался задолго до референдума в июне 2016 года. Развивая метафору Тома Пека, можно сказать: демоны популизма раскачали британскую землю настолько, что она дала трещину (Brexit), и сквозь этот излом они и вырвались на поверхность.
И демоны бесчинствуют не только в Британии. Это всё часть одной и той же антилиберальной «революции». Многие брекзитеры считают родственными душами трампистов, равно как и сторонников Виктора Орбана в Венгрии, Маттео Сальвини в Италии, Марин Ле Пен во Франции. Многие из них регулярно рассказывают о теплых чувствах к Владимиру Путину.
Один из таких поклонников российского президента (а заодно и Дональда Трампа) в Британии — лидер партии «Брекзит» Найджел Фарадж. Правда, в жестком, конфронтационном интервью телеведущему Би-Би-Си он подчеркивал, что ему «не нравится Путин как человек». При этом он не стал отрекаться от своих предыдущих высказываний о том, что восхищается «тем, как Путин действует». Типичная фараджевская демагогия, однако сторонники готовы простить ему что угодно, попав под его типичное для популистов обаяние.
Фараджа считают «архитектором» Brexit. Именно его ксенофобская пропаганда, упав на почву националистического ресентимента, вынудила партию тори согласиться на референдум. Правда, Дэвид Кэмерон рассчитывал его выиграть (и остаться в ЕС), но неожиданно проиграл и вынужден был уйти. А Тереза Мэй была обречена на поражение, как и любой другой, кто попытался бы искать компромисс: выйти из Евросоюза в максимально мягкой форме, обложить этот выход подушками экономической безопасности — различными соглашениями о продолжении сотрудничества с ЕС, — и свести вред Brexit к минимуму.
Обе стороны презирали идею компромисса, и презрение это было перенесено и на премьера — далеко не самого бездарного политика нашего времени
Между тем ни малейшей возможности даже подобия достижения консенсуса ни в обществе, ни в парламенте не существовало (как не существует и сейчас). Обе крайние противоборствующие силы — радикальные брекзитеры с одной стороны и проевропейские «римейнеры» с другой — твердо встали на позицию «всё или ничего» и даже слышать не хотели о поисках «золотой середины». Обе стороны презирали идею компромисса, и презрение это было перенесено и на премьера — далеко не самого бездарного политика нашего времени.
Тереза Мэй в своем прощальном слове бросила упрек своим коллегам по политическому классу, процитировав сэра Николаса Уинтона, спасителя еврейских детей, эвакуацию которых из Чехословакии он сумел организовать перед Второй мировой войной. «Запомните, компромисс — не грязное слово, он него зависят жизни людей», — говорил он. Упрек этот никого не заставил раскаяться, все только пожали плечами. Мэй рассчитывала на поддержку умеренного центра, надеялась на традиционный британский прагматизм и упустила момент, когда не стало больше ни центра, ни прагматизма. В результате быстро идущей радикализации вчерашние маргиналы стали мейнстримом. И это тоже часть мирового тренда.
Очевидно, что Brexit в любом случае нанесет стране огромный, невосполнимый вред — не только экономический, но и политический. В переломный момент истории, перед лицом трамповской Америки, националистического Китая и реваншистской России, в условиях, когда защита со стороны НАТО оказалась не безусловной, нелепо стремиться к гордому одиночеству. Но если исходить из того, что отменить результаты референдума не удастся, «полубрекзит» Терезы Мэй представлялся чем-то, что можно скрепя сердце принять как наименьшее из зол. Эта точка зрения оказалась непопулярной в либеральном лагере, который продолжает бредить вторым референдумом (который почти наверняка подтвердит результаты первого).
На наших глазах формируется очередной культ личности потенциально авторитарного лидера, Найджела Фараджа
«Надо только сказать людям правду», — уверяют мои друзья-либералы. Но в том-то и ужас ситуации, что правда никому не нужна. Результаты состоявшихся 23 мая выборов в Европарламент наглядно показали: большинство британцев по-прежнему за выход из ЕС. Партия Brexit победила с большим отрывом, получив более 30% голосов. Мало того, коллективная фрустрация из-за затянувшегося Brexit открывает для популистов новые возможности. Найджел Фарадж откровенно говорит о том, что это только начало, что он ставит своей задачей «навсегда изменить политическую систему», и эти заявления он делает под восторженные крики толп своих сторонников. На наших глазах формируется очередной культ личности потенциально авторитарного лидера.
Фарадж старается особенно не афишировать свои взгляды (помимо ненависти к ЕС и любви к Brexit). Но о них известно достаточно, чтобы понять, что это политик ярко выраженных правых убеждений. Интересно, что в новом мире различия между правыми и левыми стерлись или почти не имеют значения. В фараджевской новой партии «Брекзит» умилительно соединились крайне правые поклонники неонацистских идей и крайне левые выходцы из радикально марксистской Революционной коммунистической партии. Их объединяет отрицание либеральных ценностей, и в наше время именно это оказалось важнее всего остального.
Народным массам — белому рабочему классу, безработным, мелким предпринимателям — нравится, когда космополиты и ботаники-интеллигенты, образованная часть среднего класса, получают трепку. Либерализм, увлечение свободой слова, политкорректность, уважение к меньшинствам всегда были им чужды. Раньше, до эпохи соцсетей, это молчаливое большинство не имело голоса, теперь же все изменилось, и появились обаятельные лидеры, стоящие на близких ему позициях. Они не боятся признать, что разделяют народные предрассудки, инстинктивную ксенофобию. Раньше говорить об этом вслух считалось неприличным, а теперь британцам ясно сказали с высоких трибун: можно, это нормально и патриотично, это большая фига, которую показал народ зажравшейся элите. Ради этого триумфа можно даже понести материальные жертвы — именно поэтому все доводы насчет экономических последствий Brexit не имеют эффекта.
Еще одна примета кризиса — активизация «закона непредвиденных последствий». Дэвид Кэмерон думал, что референдум «выпустит пар», а он вывернул страну наизнанку. Тереза Мэй в 2017 году затеяла досрочные выборы, уверенная, что они упрочат положение правящей партии и помогут провести Brexit цивилизованно. Они же лишили консерваторов рабочего большинства в парламенте и обрекли ее проект на провал. Любимица либералов Джина Миллер организовала общественное движение, которое добивалось для парламента права утверждать или отвергать любое соглашение с ЕС о порядке Brexit. Как же мы, «римейнеры», радовались, когда ее иск был поддержан Верховным судом! А итогом ее победы стал нынешний политический тупик, который почти наверняка закончится хаотичным, опасным для экономики и общества жестким Brexit.
Сейчас в стране набирает силу движение «Остановить Бориса Джонсона!» Любимец оголтелых брекзитеров, демагог, он «соврет — недорого возьмет» и «ради красного словца не пожалеет и отца». Причем в буквальном смысле слова: и отец, и брат, и сестра Джонсона — убежденные сторонники продолжения членства страны в ЕС. Но Борис — всё же «популист-лайт», трудно представить его в роли диктатора. Однако если удастся не допустить его до премьерского кресла, его сторонники — а это чуть ли не две трети членов партии консерваторов — почти наверняка уйдут к Фараджу. Поклонник «ловкости Путина» — это популист совершенно другой весовой категории.
Явный недостаток Терезы Мэй для нашего времени — полное отсутствие обаяния, той самой харизмы, за которую народ часто готов простить недостатки. Ее уход символичен. Несмотря на все ошибки, достоинства и недостатки, она была представителем уходящей эпохи. Новая требует других героев, которые умеют лгать, вызывают восхищение своей обаятельной наглостью, обращаются к низким человеческим инстинктам. Ничего этого Тереза Мэй не умела, да и не хотела этому учиться.