«Чтоб они там в Кремле все передохли». Репортаж из Курской области, где местные жители чувствуют себя брошенными

EN

«У них к нам звериная ненависть. Ну это и понятно, это ж сначала мы к ним зашли»

Курск встречает ревом самолета, но за облаками его не видно. «Это военно-транспортный, они перевозят раненых, их полно, — объясняет житель Курска Пётр. — Сегодня заправлялся у аэропорта, три автобуса тяжелых трехсотых привезли, будут отправлять в другие города».

Мы едем в один из пунктов раздачи гуманитарной помощи — всего в Курске их 84. Мимо проносится белый фургон без опознавательных знаков, на крыше — маскировочная сеть. Так тут выглядит скорая помощь, которая ездит в приграничные районы. Догадаться, что машина медицинская, сложно: автомобиль больше напоминает военный. По словам моего собеседника, украинцы «долбят прицельно по скорой», поэтому машины закрывают и сверху ставят мобильные РЭБ. Я предполагаю, что украинцы могут бить по машинам именно потому, что они похожи на военные, но Пётр эту мысль отвергает:

«Просто у них к нам звериная ненависть. Долбят по всем. Ну это и понятно, у них горе. Как ни крути, это ж сначала мы к ним зашли».

В отличие от Белгорода, который во время весенних обстрелов практически вымер, в Курске не закрываются магазины, ТЦ и салоны красоты. Разве что «Суджанские колбасы» распродают остатки продукции местного мясокомбината — после перехода городка под контроль ВСУ производство остановилось. После введения федерального уровня ЧС военные в бронежилетах и с оружием охраняют правительственные здания, транспортные узлы и даже пешеходный мост через железнодорожные пути. «Сегодня блокпосты оборудовали на въезде и выезде из Курска, вот как на Курчатов ехать», — говорит Пётр.

В 10 километрах от вокзала расположены гражданский аэропорт Курска и военный аэродром. «А дальше за ними — авиационная часть, военных частей штук пять, так что неудивительно, что больше всего достается именно Железнодорожному округу. Всё в ту сторону летит. А потом обратно», — вздыхает водитель. Там же ракеты и сбивают.

Одна из них в ночь на 11 августа упала на девятиэтажку по адресу улица Союзная. Пострадали 15 человек, дом частично расселили, но пообещали восстановить. Через дорогу от поврежденного здания — военкомат, стена которого украшена георгиевской лентой с духоподъемными слоганами «Победа будет за нами» и «Присоединяйся к СВОим».

«У моего сына семь друзей, в одном военном городке выросли, — рассказывает Пётр. — Все, кроме моего, попали в одну часть. Встречали х*хлов на границе, когда был прорыв. Всех семерых похоронили. Срочники, по 18 лет им. Только форму и автоматы получили — и сразу в бой. Там их и положили. Для всех это было неожиданно. Ну, как для всех… Во ФСИН говорят, что суджанская администрация за три дня до наступления со всеми пожитками уехала. Думаю, у них четкая информация была, что надо валить».

Тем не менее Пётр считает, что первым делом надо вернуть все районы области под российский контроль и только потом разбираться с чиновниками. «Сначала надо с общим врагом справиться, так как он на нашей территории, а потом уже — с внутренними», — утверждает мужчина. «Так внутренние нам и не дают победить!» — вмешивается пожилой мужчина из очереди за гуманитарной помощью. Мы приехали в пункт раздачи гуманитарной помощи на улице Белинского — самый крупный в Курске.

«Спросите Путина, паскуду, как мы эвакуировались!»

«Ну-ка, сделали два шага назад! Ровно два, а не один! Вы не понимаете? Если нет, то нам придется прекратить выдачу! Вы не даете разгрузиться машине!» — волонтер организации «Домик добрых дел» у пункта на Белинского кричит на людей, которые вот-вот прорвут красно-белую ленту, повязанную между деревьями. Тут выдают матрасы, постельное белье и другие предметы первой необходимости выехавшим из приграничных сел. Желающих получить помощь так много, что волонтеры не успевают разгрузить машину — не хватает рук. Объявлен перерыв 10 минут — это, конечно, не нравится пришедшим.

«На жаре, под солнцем, с детьми стоим целый день — с 6 утра, чтобы получить матрас, трусы, носки и памперсы ребенку, — говорит Сергей из поселка имени Куйбышева в Рыльском районе, это в 100 км от Курска. — Ребенка надо сюда приводить или приносить, если хочешь получить на него. По мне так на руки должны давать пакет с самым необходимым, детям питание — раз уже наше государство, как нам рассказывают, самое великое! А не вот это унижение».

«Мы в первый день пошли в МФЦ оформлять заявку маме. Простояли там целый день — 9,5 часов. И он закрылся, — делится девушка в очереди за гуманитарной помощью. — Второй день стояли с 11 утра до 8 вечера. Практически сутки. Но мы с мужем-то ладно, а у нас бабушка на костылях. Говорят, нужно лично явиться! А куда я ее повезу?! Она до туалета дойти не может!»

Двое пожилых мужчин курят у пункта выдачи. Моя просьба рассказать об эвакуации приводит обоих в ярость — воспоминания о пережитом слишком свежи:

«А что толку говорить? Как выезжали?! А это вы Путина спросите, паскуду! Не было у нас никакой эвакуации! Да вы ж всё равно не напишете! Чтоб они в Кремле все передохли, суки», — практически кричит один из мужчин. Второй добавляет, что смог выехать с женой и ребенком только 14 августа, откуда — отказывается уточнить: «Не буду больше говорить, а то нас всех за это перебьют скоро. Мчали ночью. Они <военные ВСУ — The Insider> стояли там и гранатометом били время от времени. Нас выпустили. А могли расстрелять, как с другими было. Спасибо за эвакуацию, б***».

Уехавших недавно видно сразу: женщины в халатах и шлепанцах, мужчины в мятых футболках или рубашках. Все разговоры — кто как выезжал и как жить дальше. Многие лишились единственного жилья. Дмитрий живет в Курске, но все его родственники — из приграничных сел. Сейчас они все вместе — 13 человек — живут в его трехкомнатной квартире:

«Родственников забрали, ехали по трассе из Суджи. Я втопил газ и гоню, весь в поту, даже не смотрел, с какой скоростью, выстрелы слышны и единственная мысль — только б не подбили, только б машина выдержала. В городе часто вижу обстрелянные машины. Свекры, брат с женой тоже живут у меня, мои родители и дядя с тетей тоже, плюс у нас трое детей».

Галина из Суджи оказалась в еще более стесненных условиях: их в однокомнатной квартире оказалось 11 человек. Она планирует уехать из Курска в соседнюю Липецкую область и устроиться на работу кассиром, но в этом случае, скорее всего, лишится выплаты в размере 10 тысяч рублей, обещанной врио губернатора Алексеем Смирновым: уехавшим в другой регион в деньгах отказывают. Семья Сергея из поселка имени Куйбышева, как и многие другие, тоже не получила денег, хотя он написал заявку неделю назад.

«Голые и босые. Остановились на частной квартире. Никто ничего не компенсировал! Даже засратые 10 тысяч получить не можем, написали заявку — до сих пор не рассмотрена», — злится пенсионерка из села Званное Глушковского района — эвакуацию там объявили 14 августа. «Главное, у нас в новостях третий год всё под контролем!» — с сарказмом поддерживает ее супруг.

Многие возмущены, что власть бросила их, хотя именно жители Курской области помогали российским военным перед началом войны: «Государство даже тогда устранилось от всего. Отправляли солдат на войну — голых и босых! — возмущается Анна из Званного. — Понимаете! Шойгу в таком виде отправил воевать 23 февраля! Мы собирали им одежду, кормили. Садики и школы обеды готовили! Продукты никто не давал, покупали сами! А то, что показывали по телевидению, — кухни полевые, как хлеб пекут, — это всё вранье!»

Истории беженцев из приграничных районов Курской области похожи: люди выезжали сами, часто под обстрелами, государство не помогало, а самое главное — не объявило вовремя эвакуацию, и часть жителей оказались в селах, занятых ВСУ. Выехать оттуда невозможно, а приграничные районы превратились в зону боевых действий. На территории области развернуто 84 ПВР, в них живут почти 7 тысяч человек — это данные областных властей на 21 августа. Всего же покинули дома более 120 тысяч курян.

«В пять утра пришли к Дому культуры, чтобы эвакуироваться, просидели три часа — никто не приехал»

Когда 60-летний Александр понял, что к поселку Коренево, где он живет, подходят украинские военные, то вместе с другими мужчинами направился к местному военкомату, чтобы попросить выдать им оружие для защиты домов. Но говорить было уже не с кем. «Уезжать даже не думал. Хотел до последнего оставаться. Пришли мы, а военком наш сбежал! Всё закрыто. Мы не поверили даже сначала. Ну и поняли, что дела плохи», — возмущается мужчина.

Все собеседники The Insider утверждают, что муниципальные власти знали о наступлении ВСУ — и эвакуировались сами, как и чеченский «Ахмат». Пенсионерка Мария, тоже из Коренева, и еще несколько жителей три часа провели у местного Дома культуры. Рассчитывали на эвакуацию — глава района пообещал прислать автобусы.

«Люди в пять утра пришли к Дому культуры, просидели три часа — никто не приехал», — рассказывает Мария.

Уехали чиновники и из Суджанского района, рассказывает волонтер Анатолий, помогавший эвакуировать жителей:

«Тик-ток воины “Ахмат“ за две недели ушли, администрация и полиция Суджанского района — за три дня. По-тихому. Людям не сказали, тогда б администрации пришлось до последнего оставаться!»

По его словам, многие в начале августа отказывались уезжать из опасений, что имущество разграбят военные — украинские или российские.

«Мы стояли на дороге в полседьмого вечера 6 августа, не могли уехать, своей машины нет. Наш мэр Слащёв мимо нас проехал прямым ходом на Курск», — рассказывает жительница Суджи Ирина. Спустя неделю, 15 августа, чиновник опроверг информацию, что город под контролем ВСУ, назвал фейком репортаж украинских репортеров ТСН. «Суджа наша — была, есть и будет», — заявил Слащёв. К тому моменту ВСУ контролировали бóльшую часть города уже неделю.

Наталья — тоже из Суджи — эвакуировалась 6 августа вместе с детьми, не успели взять даже документы. Выехала, когда затихла стрельба:

«Самое ужасное, что все знали, что к границе стягивают натовскую технику. За месяц! Все друг другу передавали, а администрация нам ничего не сказала. Если б не было интернета, мы б вообще погибли».

Всё время, пока идет война, российские власти призывали жителей верить «только официальным источникам информации», объявляя все остальные данные фейками. И даже зная о скоплении военных у границы Курской области, собирая по сарафанному радио информацию, многие куряне оставались дома, ожидая тех самых официальных сообщений от властей, которых в итоге так и не дождались. «У нас там старое поколение в основном, они привыкли, что всё должно быть правильно и официально, а их в итоге вот так... Предали, я считаю», — вздыхает Анатолий.

Над нами на высоте буквально в несколько десятков метров пролетает вертолет Ка-52, за ним в сторону границы с Украиной следует Ми-28. Почти сразу начинает выть сирена. Через полчаса в том же направлении летит еще один Ка-52. Вертолеты вернутся примерно через два часа.

«Идут низко, чтобы радар не заметил, обычно летят не напрямую, а с разных направлений, это мера предосторожности после того, как в начале ”СВО” ударили по аэродрому», — комментирует Анатолий. Полеты над центром города военных не смущают, по словам водителя, они делают так несколько раз в день. Во время взлета авиатехники начинает усиленно работать РЭБ, навигаторы перестают показывать местоположение. Глючат Google-карты — вместо Курска определяют город Курчатов. Яндекс-навигатор показывает, что мы со скоростью 101 км/ч несемся в направлении украинской границы где-то в долине реки Сейм. Через 15 минут всё приходит в норму.

Мы едем в пункт помощи российского Красного Креста на улице Радищева в центре Курска. Тут для получения гуманитарной помощи надо записываться заранее — выдача только по талонам. Но сократить толпу людей это не помогает — тут в полдень около сотни беженцев. Из Суджи, Рыльского, Глушковского и Кореневского районов.

Татьяна из Рыльска уехала в Курск на последней маршрутке — на следующий день, 8 августа, автовокзал был закрыт. «Наш дом обстреляли. В соседний попала ракета, пробила крышу, дом и машина сгорели. Нас никто не предупредил, что нужно уехать. Только знакомые читали интернет и звонили нам. Никому мы на хер не сдались! Нам все врут!»

«Как бы нас не перебила ФСБ»

Москва организовывать вывоз жителей с занятых ВСУ территорий пока не собирается: данных о переговорах с украинцами, которые контролируют приграничные российские районы, нет. Жители села Казачья Локня обратились к Путину, правительству и Минобороны России, врио губернатора Курской области и главе Суджанского района с просьбой создать зеленый коридор для вывоза односельчан. Авторы обращения утверждают, что многих местных убили при попытке самостоятельной эвакуации на частных автомобилях. Для многие уехавших судьба оставшихся родных — главный вопрос.

«У нас остались родственники там. Их показывали в видео украинском. Наш дедушка 75 лет там остался. Без воды, без ничего. Две недели нет связи. Там вообще много людей. 11-месячный ребенок у наших соседей. Что с ним?» — переживает Ирина из Суджи. Пока Россия не планирует открывать гуманитарные коридоры, Украина анонсировала такую возможность. По словам вице-премьера и министра по вопросам реинтеграции Ирины Верещук, коридоры между Сумской и Курской областями могут открыть в обе стороны. Но для этого нужны договоренности с российской стороной.

Беженцы активно обсуждают новость. Некоторые интересуются возможностью эвакуации родных в Украину, но обсуждать публично опасаются — получить тюремный срок за сотрудничество с врагом реально. Ведь именно так любой контакт с Украиной воспринимают российские власти.

Одна из уехавших из Суджи жительниц спрашивает, работают ли украинские номера для эвакуации и можно ли по ним звонить. «Боюсь, что ФСБ может всех оставшихся убрать во время зачистки как свидетелей», — рассуждает женщина.

Отряд «Лиза Алерт» получил 779 заявок о пропаже людей, из них 111 закрыл со статусом «Найден. Жив». Российский Красный Крест получил более 1500 обращений о пропавших. В основном это пожилые, не успевшие или отказавшиеся выехать. У Александра в поселке остались родители. Жену и детей он вывез, а мать и отца не смог уговорить. Теперь мост, по которому эвакуировалась семья, разрушен.

«Мы между Глушково и Коренево живем. Они сначала собрали все вещи, но в итоге не поехали. Не захотели. У них скотина, курочки, помидоры красные. Всё, говорят, скоро закончится, мы пересидим».

Родители 17-летней Ульяны, которая попала на видео итальянского канала RAI, направили заявку на поиск дочери в российский и украинский Красный Крест. Об этом телеканалу «Дождь» рассказала тетя девочки, которая находится в Украине. Сейчас семья старается вывезти Ульяну в любую сторону.

Во время очередной сирены выясняется, что за соседним домом расположена система ПВО — две ракеты освещают ночное небо примерно в 12 ночи. Этим вечером мои соседи решают уехать из Курска: их пугает еще и соседство с Пограничным управлением ФСБ по Курской области — оно в паре сотен метров от дома. Кроме того, в городе нет убежищ на остановках, как в Белгороде <на момент публикации материала железобетонные укрытия в Курске только начинают устанавливать — The Insider>. Стрелки «Укрытие» в основном показывают на подъезды, которые закрыты на кодовый замок или домофон.

А в Железнодорожном районе, где особенно высок риск падения обломков ракеты и БПЛА, на ряде домов указатели, наоборот, стерли — хотя еще в марте они были почти везде. Но многие жители сохраняют оптимизм: «Мы всё же дальше от границы, и ПВО у нас лучше, так как в соседнем Курчатове есть АЭС», — рассуждает волонтер Анатолий.

«Установили VPN, чтобы хоть что-то понимать»

Остатки доверия курян к федеральным СМИ уничтожило молчание телеканалов о происходящем сейчас в занятых ВСУ районах. На этом фоне множатся слухи, которым теперь многие склонны доверять больше, чем «Первому каналу». Люди обсуждают в автобусах, парках и около дома.

«Нам сказали, что дистанционное обучение до 5 декабря. То есть они знают, до какого времени это продлится?»

«Зимой будет хуже. Как будут в палаточных лагерях беженцы жить? В Золотухино разбили такой — там уже не помещаются люди. Какие палатки, если ночью минус?»

«У нас сегодня эвакуировали из Курска дом престарелых. Какой-то плохой звоночек. Раз начали эвакуировать людей — значит, к чему-то готовятся. Стариков вывезли в Челябинск. Родные из Анапы смотрят телек и вообще, оказывается, не в курсе, что у нас тут творится! Говорят, у вас же ПВО все атаки отражает, а про захват сёл вообще не в курсе!»

Мои соседи по дому, где я остановилась, оказались беженцами из села Гуево Глушковского района — Владислав и Лена. Еще одна женщина, Вера, — из Суджи. Несколько раз встречаю их на лавочке — общее горе сближает, люди постоянно выходят гулять вместе. Жители Гуева выехали, когда начались сильные прилеты — но дороги уже простреливались:

«Пятьдесят километров по лесам, по посадкам, лезли по буреломам. Нашли брод. Реку переходили вплавь. Четырнадцать человек, за руки друг друга держали, все изодрались, руки-ноги черные, ссадины, в синяках, в крови».

Люди выглядят уставшими — выспаться сегодня не удалось никому: сирена воздушной тревоги работала всю ночь с небольшими перерывами. За сутки она прозвучала более 20 раз — это пока рекорд. «Хотел купить беруши, а стремно: вдруг не услышишь прилет и сгоришь», — говорит Владислав, который недавно вывез из Гуево родителей жены.

Под огнем ВСУ Гуево находилось с самого начала войны. Всё началось, когда на местный пустующий спиртзавод зашли российские военные. «Спрятались там, а дронщики ВСУ это увидели, наверное. И начались прилеты», — рассказывает Владислав. «Мы боялись ясной погоды, потому что постоянно летали дроны, прятались, — говорит его жена Лена. — Однажды вышли на крыльцо, поднимаем голову — а там коптер кружится! Мы думали всё... Кранты. Бежать некуда. Никакого погреба нет, яма только — в ней прятались. А он улетел. Видимо, человечный был оператор».

Как и многие жители Курской области, украинцев беженцы из Гуева называют не иначе как «х*хлы». В то же время и к российской власти и военным относятся с осуждением:

«А что эти военные? Они пьяные лазают везде, полуголые, там девки эти, волонтерши наши местные, еду им перли, угощение, носки. ”Наши защитники, наши воины…” Смотрю на это, думаю, господи, что ж за балаган! — вспоминает Елена. — Они либо сидели на заводе и ничего не делали, либо за пивом выходили. Идет, пузо чешет, пиво купил. Вот это защитник! А когда у нас что-то загорелось, то никто из них не вышел. Стоят, смотрят, курят. Даже не помогали тушить».

Жители рассказывают, что военные по Курску и области зачастую передвигаются на гражданских машинах с белыми номерами или вообще без номеров. Такие, действительно, встречаются очень часто на дорогах. «Чтобы штрафы не ловить. Раньше ездили колоннами, но колонны начали долбить. Теперь маскируются под гражданских», — вздыхает Владислав.

Вера из Суджи показывает видео — то самое, которое мэр города назвал «фейком»: «Это наш город. И это всё — правда!» О том, что происходит в родном селе, она узнает из Telegram-каналов, западных и российских независимых СМИ. «Внук установил VPN, чтобы смотреть то, что у нас запрещено. И хоть что-то понимать».

По ее словам, российские каналы показывают совсем не то, что важно для уехавших: «Как ни включу, так там про то, как все дружно нам помогают, как гуманитарку раздают. И как с вертолета что-то там поразили. А мне что с того? Что на границе-то, скажите! Что происходит с нашими домами? С людьми? С животными брошенными? Когда я вернусь? И вернусь ли? Об этом ни слова!»

По всему Курску висит реклама службы по контракту — 505 тысяч рублей сразу. Как и предвыборная агитация врио губернатора области Алексея Смирнова: «Дела сильнее слов». Кажется, жители Курской области уже знают цену этим словам. «Мы, наверное, не те свои, которых не бросают», — с горечью говорит Вера.