Битва за «рожай!». Ограничение доступа к аборту в России не решит демографические проблемы, а создаст новые

EN

История абортов в СССР и России: от криминализации к легализации и обратно

На сегодняшний день абортное законодательство в России по-прежнему остается одним из самых либеральных в мире. В соответствии со статьей 56 Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации», «каждая женщина самостоятельно решает вопрос о материнстве» и имеет доступ к аборту по желанию при сроке беременности до 12 недель. Либеральный закон об аборте в России сегодня — это, в первую очередь, наследство советского законодательства и позднесоветских практик.

Сто с лишним лет назад Советская Россия стала первым государством в мире, легализовавшим аборт. В 1936 году последовала его повторная криминализация; окончательно аборт в СССР был легализован в 1955 году. В условиях отсутствия секс-просвета и недостатка качественных и доступных средств предохранения аборт был фактически главным «средством контрацепции» в Советском Союзе. СССР занимал лидирующее место в мире по количеству абортов: в среднем на каждую женщину приходилось 3–4 аборта.

По мнению исследователей, в постсоветской России политика в области контроля рождаемости была непоследовательной. В 1990-е годы государство осуществляло программу «Планирование семьи», одной из целей которой было «рождение только желанных и здоровых детей». Однако уже в конце 90-х депутаты проголосовали за закрытие программы, так как видели в доступной контрацепции угрозу депопуляции. Одним из результатов новой антиабортной политики стало сокращение перечня социальных показаний для аборта с 12 до 4 пунктов в 2003 году. Но настоящий поворот в сторону архаизации абортной политики последовал в 2006-м, когда Владимир Путин заявил о демографической проблеме.

Тогда же, в 2007 году, при женских консультациях было решено создать кабинеты медико-социальной помощи, одна из целей которых — формирование у решивших сделать аборт женщин «сознания необходимости вынашивать беременность». Одновременно с этим был сокращен перечень медицинских показаний для аборта. В 2011 году в связи с обсуждением законопроекта «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» депутаты предложили целый ряд ограничительных мер, среди которых в том числе и хорошо известные нам сегодня инициативы о выводе аборта из ОМС и запрет на проведение процедуры в частных клиниках.

В итоге своего рода компромиссом между Минздравом и противниками аборта стало введение так называемой «недели тишины» — специального периода времени, отведенного на то, чтобы женщина после обращения за абортом могла еще раз обдумать свое решение — и «психологического» консультирования, истинная цель которого — попытка повлиять на решение об аборте.

В последние годы дискуссия о необходимости ограничения доступа к аборту во многом сводилась к уже ранее озвученным требованиям РПЦ и депутатов Госдумы вывести аборт из системы обязательного медицинского страхования, а также проводить процедуру исключительно в государственных учреждениях. Однако на фоне демографической ямы и войны России в Украине за этот год количество антиабортных инициатив заметно увеличилось, что вызывает беспокойство в активистском и профессиональном сообществах.

Радикализация антиабортной политики

Среди главных нововведений лета-осени 2023 года — ограничение на проведение аборта в частных клиниках в отдельных регионах, принятие закона о запрете склонения к аборту в Республике Мордовия и в Тверской области, а также усиление контроля за препаратами для медикаментозного прерывания беременности на федеральном уровне. Однако есть опасения, что уже принятые меры — лишь первые шаги к реализации нового, более радикального курса, направленного на принуждение женщин к повышению рождаемости.

В начале ноября частные клиники Крыма отказались от проведения абортов. В то же время от проведения медикаментозных абортов отказались частные медучреждения Курской области. Ранее часть клиник в Мордовии, Татарстане, Челябинской области уже прекратили предоставлять услуги прерывания беременности. Подобные изменения планируют ввести и в Калининградской области. За инициативой о запрете на проведение абортов в частных клиниках, скорее всего, стоит Русская Православная Церковь.

Так, о необходимости вывести аборт из ОМС и запретить проведение процедуры в негосударственных клиниках патриарх Кирилл заявлял в мае 2022 года и в январе 2023-го. В августе председатель Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства иерей Фёдор Лукьянов назвал эти условия необходимыми для «перелома в демографической ситуации».

Официальная позиция Российской Православной Церкви сегодня заключается в том, что аборт — это «произвольное лишение жизни человеческого существа, то есть убийство». Церковь считает эмбрион человеком, который обладает правом на человеческую идентичность, жизнь и развитие, и в течение уже многих лет требует закрепления этих прав в законодательстве. Есть основания полагать, что сегодня РПЦ как никогда раньше близка к реформированию закона об аборте.

Так, в конце октября думский комитет по охране здоровья провел круглый стол по вопросам прерывания беременности, на котором обсуждались предложения РПЦ по внесению изменений в законодательство. Среди инициатив — сокращение срока для прерывания беременности с 12 до 8 недель (в случае изнасилования с 22 до 12 недель) и наделение супруга или родителя (опекуна) в случае несовершеннолетия беременной правом принимать решение об аборте. Предлагается также проводить аборт только после УЗИ с демонстрацией беременной пульса плода. Комитет проанализирует комментарии участников дискуссии и предложит изменения к статье 56 закона «Об основах охраны здоровья» к концу ноября.

В августе депутаты Мордовии приняли закон «О запрещении склонения к искусственному прерыванию беременности». В соответствии с его текстом, принуждение к аборту «путем уговоров, предложений, подкупа, обмана» и «выдвижения иных требований» будет караться штрафом. Не является склонением к аборту «информирование врачом беременной женщины <…> о наличии медицинских показаний к искусственному прерыванию беременности».

В ноябре подобный закон был принят и в Тверской области. Текст этого закона исключает из определения склонения к аборту информирование о медицинских и социальных показаниях. Патриарх Кирилл уже поддержал распространение этих законов на федеральный уровень.

Как показывает исследование Феминистского Антивоенного Сопротивления, за продвижением этой и других антиабортных инициатив стоит благотворительный фонд «Женщины за жизнь» под руководством Натальи Москвитиной. Фонд поддерживает демографические программы России с 2016 года, а с 2021 года имеет статус «Партнера национальных проектов». По мнению Москвитиной, закон действует в интересах беременных и призван защитить женщин от угроз и манипуляций. Однако инициаторы закона не скрывают и его прямой связи с демографической проблемой.

Так, председатель Общественной палаты республики Мордовия Иван Капитонов объяснил необходимость принятия закона тем, что «демографическая проблема в XXI веке является одним из основных вызовов для нашей страны». Москвитина же указала на глобальный характер демографической проблемы и опасность замещения коренного населения «массированной миграцией» во всём мире.

Кроме того, в сентябре Минздрав включил препараты для медикаментозного аборта мизопростол и мифепристон в перечень предметно-количественного учета (ПКУ) с целью их более жесткого контроля. Приказ вступит в силу 1 сентября 2024 года. По словам первого зампреда комитета по делам семьи, женщин и детей Татьяны Буцкой, усиление контроля необходимо для того, чтобы иметь возможность проследить, «в какой аптеке [препарат] продавали, в какой клинике [его] выдали», «соблюдены ли все правила поддержки женщины в состоянии репродуктивного выбора, включая неделю тишины, консультацию психолога, юриста, соцработника».

Нововведение также затрагивает некоторые препараты экстренной контрацепции (ЭК), в которых мифепристон содержится в малых дозах. На сегодняшний день препараты ЭК продаются по рецепту, однако фактически его часто не спрашивают в аптеках. В ответ на новость о возможном нововведении в июле группой фем-активисток, которые занимаются борьбой за репродуктивные права женщин в России, был создан «Фонд хранения экстренной контрацепции» с сетью участниц в разных регионах страны. Однако в Минздраве уверяют, что внесение препаратов в ПКУ не снизит доступность средств экстренной контрацепции.

Поиск решения демографической проблемы

«Чтобы Россия была суверенной и сильной, нас должно быть больше», — заявил Владимир Путин в ежегодном послании Федеральному Собранию в 2012 году. Численность населения России снижается с 2018 года, одна из главных проблем — низкая рождаемость. Ее причина, с одной стороны, — демографическая яма 1990-х; репродуктивного возраста достигло малочисленное поколение, и это отражается на уровне числа рождений.

Другая вероятная причина — продолжающийся в России уже третье десятилетие второй демографический переход, для которого характерны более ответственный подход к последствиям сексуальных отношений, более эффективное планирование деторождения, более позднее вступление в брак и увеличение среднего возраста материнства.

Как считают эксперты, сделать точный вывод об истинном уровне рождаемости сегодня можно будет лишь тогда, когда поколение, которое сейчас находится в активном репродуктивном возрасте, достигнет 40–50 лет. Кроме того, эксперты отмечают возможную роль, которую в этом процессе сыграл материнский капитал. Финансовое стимулирование рождаемости спровоцировало календарный сдвиг деторождения, который привел к изначальному росту количества рождений и последующему логическому спаду.

Решение проблемы демографии сегодня власти видят не только в последовательном финансовом стимулировании рождаемости, но и в дальнейшем ограничении доступа к абортам. Однако парадокс ситуации с усложнением доступа к искусственному прерыванию беременности заключается в том, что в последние три десятилетия уровень абортов в России и так неуклонно снижается.

Исследования показывают, что частота абортов в стране начала уменьшаться уже в конце 1980-х годов. Эта тенденция ускорилась в середине 1990-х и с тех пор ни разу не прерывалась. В 2015 году число абортов на 100 родов было более чем в 5 раз ниже, чем в 1993 году.

В 2021 году замминистра здравоохранения заявил, что с 2016 года количество абортов сократилось примерно на треть. С 2021 по 2022 год уровень абортов снизился на 3,9%, а число медицинских абортов по желанию женщины снизилось на 5,3%. Россия уже давно не возглавляет рейтинг стран с самым большим количеством абортов на душу населения и даже, по словам демографа Алексея Ракши, уступает в нем таким странам, как Швеция и США. При этом важно уточнить, что российская статистика включает не только искусственные, но и самопроизвольные аборты (выкидыши), что завышает показатели России относительно других стран.

Эти изменения стали возможны благодаря продолжающейся контрацептивной революции в постсоветской России. Российские женщины всё более серьезно подходят к вопросу планирования деторождения и всё больше полагаются на современные средства контрацепции.

Главный же аргумент, на который указывают специалисты, но который игнорируют власти, заключается в том, что ограничение доступа к аборту с целью повышения рождаемости — неэффективная и опасная стратегия. На это, в частности, указывает ВОЗ:

«Имеющиеся фактические данные свидетельствуют о том, что ограничение доступа к услугам по прерыванию беременности не сокращает количество абортов, но негативно сказывается на безопасности и уважении человеческого достоинства женщин и девочек, которым удается совершить аборт.

В странах, где проведение абортов жестко ограничивается законом, доля небезопасных абортов значительно выше, чем в странах с менее жестким законодательством».

Старший научный сотрудник Института демографии и доцент кафедры демографии НИУ ВШЭ Виктория Сакевич указывает, что в истории есть примеры стран, которые пережили законодательный запрет аборта: нацистская Германия, социалистическая Румыния, сталинский СССР, современная Польша. Однако мера не имела положительных демографических эффектов: «Наоборот, возрастали материнская смертность и даже число случаев детоубийств».

Отрицательный эффект ограничительных мер

Сохранившиеся статистические данные указывают на то, что в первые два года после криминализации искусственного прерывания беременности в СССР в 1936 году число абортов значительно сократилось, однако затем снова начало расти. Что касается рождаемости, то запрет привел лишь к кратковременному резкому всплеску. Это можно объяснить тем, что криминализация аборта застала женщин врасплох, но со временем они адаптировались к новому контексту, и общее количество рожденных женщиной в течение жизни детей кардинально не изменилось. В то же время, однако, нормой стали криминальные аборты и самоаборты, а количество случаев смерти женщин от сепсиса выросло в четыре раза.

На неэффективность и опасность ограничительной политики указывает и современный пример Польши, где аборт был практически полностью запрещен в январе 2021 года. Статистические данные показывают, что запрет не оказал положительного влияния на уровень рождаемости в стране, который в последние годы является одним из самых низких в Европе. Кроме того, в течение двух лет после введения запрета как минимум три женщины скончались в результате неоказания медицинской помощи. Основной причиной смерти был септический шок, так как доктора отказывались делать аборт, пока у плода прослушивался пульс.

Эксперты солидарны в том, что в случае значительного ограничения доступа к аборту в современном российском контексте не стоит рассчитывать даже на короткий всплеск рождаемости. Скорее следует ожидать появления системы подпольных абортов и нелегальной продажи средств для медикаментозного аборта со всеми вытекающими для здоровья и жизни женщин рисками.

Любые ограничительные меры могут иметь лишь отрицательный эффект для репродуктивного здоровья женщин. Так, например, отказ от проведения абортов в частных клиниках напрямую способствует росту количества менее безопасных абортов. И речь идет не только о количественном сокращении возможностей сделать аборт — на коммерческие учреждения сегодня приходится 15–20% абортов (30%, если исключить выкидыши) — но и о разнице в методах аборта.

Виктория Сакевич отмечает, что в частных клиниках в большинстве случаев используют медикаментозный аборт — именно этот метод относят к наиболее безопасным. В государственных же учреждениях до недавнего времени около половины абортов делалось хирургическим методом (кюретаж), который считается менее безопасным и признан устаревшим. Причина непопулярности медикаментозного аборта в государственных клиниках заключается в его достаточно высокой стоимости.

Более жесткое регулирование препаратов медикаментозного аборта и экстренной контрацепции также увеличивает риски для здоровья и жизни женщин, и в первую очередь речь идет о самых социально незащищенных группах и о женщинах, проживающих в малонаселенных областях. Так, руководительница Центра защиты пострадавших от домашнего насилия, адвокат Мари Давтян указывает, что данная мера нанесет урон жительницам сельской местности.

Реализация лекарственных средств, включенных в перечень ПКУ, предполагает наличие лицензии, ведение отчетов по специальной нормативной форме и регистрацию каждой операции с препаратом. «Маленьким аптекам будет невыгодно создавать места для их хранения, иметь их в наличии. И медикаментозный аборт как самый безопасный будет там недоступен», — считает Давтян.

Об усложнении доступа к экстренной контрацепции для самых уязвимых говорит и создательница «Фонда хранения экстренной контрацепции» Ирина Файнман:

«Проблема в том, что срок действия экстренной контрацепции, в зависимости от того, какой препарат, где-то 72 часа, максимум 96 часов, и эффективность всё время падает. А тут нужно сходить к врачу, взять рецепт. Плюс дело в том, что это же часто требуется после каких-то случаев сексуального насилия, — у женщин, которые состоят в абъюзивных отношениях, у женщин, которые наиболее социально незащищенные: мигрантки, беженки. То есть у них часто нет возможности даже сходить к врачу и выписать себе рецепт. Это ударяет именно по тем, кто пострадал от какого-то насилия, у кого нет денег, кому трудно обратиться за медицинской помощью».

Что касается закона «О запрещении склонения к искусственному прерыванию беременности», в тексте, принятом в Мордовии, определение «склонения» не исключает информирование о социальном показании к аборту (изнасилование). То есть поддержка женщины, пережившей насилие и решившейся на аборт, может потенциально привести к административной ответственности. Таким образом, закон может усложнить доступ беременных женщин к информации. Кроме того, текст закона фактически стигматизирует выбор в пользу отказа от деторождения, указывая на очевидно пронаталистские мотивы его создателей:

«Республика Мордовия стремится к созданию безопасной для семьи, отцовства, материнства и детства информационной среды, препятствует распространению деструктивных идеологий, насаждению чуждой российскому народу и разрушительной для российского общества системы идей и ценностей, включая культивирование эгоизма, вседозволенности, безнравственности, отрицание естественного продолжения жизни, ценности многодетности».

Инициативы, озвученные на круглом столе думского комитета по охране здоровья в конце октября, в случае принятия могут иметь лишь трагические последствия для здоровья и жизни женщин. Сокращение сроков проведения абортов усложнит доступ женщин к процедуре и снова ударит по самым уязвимым. Те, кто не успеет обнаружить беременность и/или обратиться в медицинское учреждение и выдержать «неделю тишины» в сокращенные сроки, с большей вероятностью совершат подпольный аборт или самооаборт со всеми вытекающими для здоровья и жизни последствиями. Предложение обязательно прослушивать пульс плода может представлять собой настоящую пытку для человека, уже принявшего непростое решение об аборте. Обязательство иметь письменное согласие от супруга — это лишение женщины права самостоятельно решать вопрос о материнстве.

Подобная мера, в случае ее принятия, поставит беременную в зависимость от другого человека в том, что касается ее (и лишь ее) здоровья и жизни. Стоит также иметь в виду, что беременность может случиться в результате сексуализированного насилия в браке — в России по-прежнему не принят закон о профилактике домашнего насилия — в таком случае согласие потребуется получить от насильника.

Исследования показывают, что возможность планировать деторождение позволяет женщинам получать образование, строить карьеру и создавать более крепкие семьи, что позитивно отражается на обществе в целом. В случае ограничения доступа к аборту время, силы и деньги, которые женщины будут тратить на поиски альтернативного способа прервать беременность, в первую очередь, нанесут ущерб их семьям и уже имеющимся детям.

Ситуация может иметь особенно серьезные последствия для малообеспеченных семей. Не говоря о том, что осложнения и проблемы со здоровьем, с которыми столкнутся женщины в результате более позднего и/или менее безопасного аборта, обернутся дополнительными затратами для системы здравоохранения.

Кроме того, доступ к аборту может способствовать более низкому уровню преступности в обществе. Так, исследование, проведенное в США, выявило связь между постепенной легализацией абортов в начале 1970-х и снижением уровня преступности приблизительно 18 лет спустя. В 1990-е годы наиболее низкий уровень преступности был зафиксирован в штатах с наиболее высоким уровнем абортов в 1970-х и 1980-х годах.

Запреты же, в свою очередь, могут привести к росту социальной напряженности. По словам российского демографа, основателя и первого директора Института демографии Высшей школы экономики Анатолия Вишневского, криминализация аборта превращает в преступников женщин, которые совершают аборт, и тех, кто им в этом помогает, и приводит к росту числа детоубийств. Радикальное ограничение доступа к аборту лишь усилит (и без того) репрессивный фон в обществе и ни в коей мере не будет способствовать его развитию.