Без лекарств, анестезии и наркоза: как лечат в российских прифронтовых госпиталях

«Будь мужиком — лишись ноги»

Весной началась масштабная рекламная кампания службы по контракту в российской армии. В бюджетных учреждениях, у станций метро и остановок общественного транспорта раздавали листовки с телефонами записи в пункт набора добровольцев и описанием преимуществ службы. На улицах городов появились плакаты и билборды, а Z-паблики публиковали духоподъемный рекламный ролик, обесценивающий гражданские профессии: «Разве таким защитником ты мечтал стать? Ты же мужик — будь им! Служи по контракту».

Что на самом деле ожидает солдат на передовой, новобранцам ожидаемо не показывают. А вот врачам военно-полевых госпиталей и больниц, принимающих раненых российских военных, это хорошо известно. Как и волонтерам, которые обеспечивают лечебные учреждения медикаментами и инструментами. В чатах сбора помощи каждое третье фото или видео — это российские солдаты на больничных койках, лишившиеся или почти лишившиеся конечностей. Волонтеры публикуют такие снимки, пытаясь убедить подписчиков жертвовать больше средств для врачей и больниц. В первую очередь — прифронтовых, которые испытывают острую нехватку медикаментов и оборудования.

По наблюдению врачей, опрошенных The Insider, самый большой поток раненых наблюдался в последние месяцы «бахмутской мясорубки», это февраль и март. Именно тогда Россия и запустила активную агитацию для набора на контрактную службу, чтобы покрыть потери. Увеличился поток и в июне, об этом говорят врачи и Z-волонтеры. Это совпадает с данными британской разведки, утверждающей, что сейчас россияне несут самые высокие потери, начиная с марта 2023 года.

В чатах сбора помощи почти каждый день просят молиться за погибших и жертвовать средства врачам, которые лечат раненых. В диагнозах — минно-взрывные травмы, осколочные и огнестрельные ранения, в том числе головы, требующие вмешательства высококвалифицированных нейрохирургов.

Наладить снабжение как приграничных стационаров, так и военных госпиталей за полтора года боевых действий российским властям не удалось. Врачи до сих пор получают расходники, лекарства и инструменты от волонтеров.

Призывы о помощи, фото оторванных или почти оторванных конечностей солдат в чатах по сбору средств чередуются с ура-патриотическими роликами, пророссийскими видео из TikTok, поздравлениями с «Днем России» и другими государственными праздниками.

В начале июня по волонтерским чатам Белгородской области прошла информация о ранении срочников, которые стояли на российско-украинской границе. Пограничные пункты тогда с территории Украины штурмовали «Русский добровольческий корпус» и «Легион Свобода России» под эгидой ВСУ. Официально о ранениях или гибели срочников не сообщалось.

«Новости жесть. Парни отбили несколько атак. Сбор, сбор, сбор», — написал один из Z-волонтеров чата, прикрепив фото окровавленной медицинской койки. «Молодцы, парни!» — написал другой участник диалога.

Помощь не для всех

«Когда военнослужащий получает ранение, его выводят из-под огня, стабилизируют и отправляют в военно-полевой госпиталь, расположенный ближе всего к передовой. Это ”передовая база”, там начинают оказывать помощь, — рассказал The Insider врач госпиталя в Воронеже. — Затем пострадавших ”сортируют” и отправляют далее в зависимости от ранений. Это ”этапное лечение” — система оказания медицинской помощи в процессе движения по этапам эвакуации. В случае необходимости, раненых отправляют в районные ЦРБ на оккупированных территориях или в России, некоторых — в стационарные военные госпитали, которыми руководит Минобороны». (Подробнее о том, как выглядит эта система глазами врачей — здесь.)

Генштаб ВСУ утверждает, что с недавних пор эвакуации в госпитали Минобороны РФ подлежат исключительно офицеры. Сержантов и рядовых якобы лечат на оккупированных территориях независимо от тяжести и сложности ранений, поэтому госпитали приходится разворачивать в детских садах и школах. По данным украинской стороны, в поселке Азов Запорожской области местную школу оборудовали под госпиталь, и по состоянию на конец мая там на лечении находились полсотни россиян. «В Мостиках между Сватовым и Старобельском на территории местной школы захватчики обустроили полевой госпиталь, где на лечении сейчас находятся более 100 военных РФ», — писал глава Луганской ОВА Артем Лисогор.

Не хватает врачей и в расположенных на территории России военно-медицинских лечебных учреждениях. Жители Белгорода жаловались, что военная поликлиника в городе переполнена пациентами. Хирург из 40 человек успевает принять только 10 за день.

«На одного больного уходит 40–60 минут, пишут всё от руки, как в древнем веке, компьютеров нет. Ребята занимают очередь еще до открытия. В итоге, просидев весь день, не могут попасть на прием», — рассказывала одна из жительниц города. Губернатор Белгородской области Вячеслав Гладков тогда ответил, что никак не может отправить туда дополнительных врачей, поскольку поликлиника военная и находится в подчинении Министерства обороны. Но пообещал решить вопрос «системно».

Без наркоза, кондиционера и медикаментов

Снабжением гражданских госпиталей занимается Минздрав, снабжением военных — Минобороны, а именно Главное военно-медицинское управление (ГВМУ). Проблемы есть и в первых, и во вторых. Сообщения о нехватке медикаментов появились сразу после начала полномасштабного вторжения России в Украину в марте 2022 года. За почти полтора года войны ситуация не улучшилась.

Госпиталь в Валуйках (это Белгородская область), куда в большом количестве поступают российские военные, относится к Минздраву. Как рассказали The Insider сотрудники, больница испытывает жесткую нехватку всего: от расходных материалов типа салфеток до рецептурных лекарств. Госпиталю помогают всем миром — многочисленные волонтерские группы регулярно отправляют туда тонны медицинской помощи. Ситуация ухудшилась после начала украинского контрнаступления.

«Мы очень рады, что нам помогают, очень много всего нам нужно: одежда, обувь, медикаменты, — говорит врач больницы в городе Валуйки Белгородской области. — Мы всё получаем, всё до нас доходит, всё мы пускаем в дело. Без этой помощи трудно и врачам, и пациентам».

Большой поток раненых требует постоянного пополнения запаса медицинских карт, которые также привозят волонтеры. Они бумажные — о цифровизации тут речи не идет. Не хватает средств для дезинфекции, таких как хлоргексидин и перекись водорода, растворов для капельниц, зондов для декомпрессии желудочно-кишечного тракта, дренажных систем для грудной клетки, марлевых повязок, бинтов, обезболивающих разного типа. Нет инструментов, жалуются врачи и просят купить хирургические ножницы, зажимы, степлеры и скобы для ушивания ран и внутренних органов, гемостатические губки для остановки кровотечений, а также планшеты для определения группы крови.

Некоторые качественные препараты и расходники стали недоступны для врачей после начала войны.

«Российские шприцы елецкого производства хорошие, не пропускают, не текут, но иногда их клинит на дозаторах. Нам их привозят волонтеры, — рассказывает врач одного из госпиталей в приграничье. — Есть китайские шприцы, они намного мягче. Раньше были еще “брауновские” (производства немецкой B.Braun) — самые хорошие. Но мы уже давно не получаем их».

Периодически возникает дефицит средств для наркоза, которые расходуются особенно активно в реанимации. Пропофол, рокуроний, миорелаксант ардуан, который применяется при интубации и при хирургических вмешательствах, также покупают волонтеры.

«Поток не прекращается, препараты летят с огромной скоростью, — пожаловалась одна из медсестер военно-полевого госпиталя. — Расход в реанимации примерно две ампулы в час, вот сейчас нужно еще примерно на 70 тысяч рублей».

«Летят» не только препараты, но и инструменты для ампутации. Это одна из самых часто проводимых операций в приграничных госпиталях. Значительная часть травм — минно-взрывные, при которых сохранить поврежденную конечность не получается. Причем не только из-за характера травмы, но и из-за ошибок парамедиков на передовой при оказании первоначальной помощи, из-за неумения военных правильно наложить жгут или вообще из-за отсутствия качественных турникетов в аптечке военного.

В одной из больниц врачи пожаловались на отсутствие кондиционера в операционной — притом, что она выходит на солнечную сторону. Делать операции с наступлением лета стало сложно.

И хотя потребности российских приграничных госпиталей растут, желающих помочь становится всё меньше, утверждают волонтеры.

«Люди устали от СВО, с каждым месяцем всё меньше человек нам отправляет деньги, — пожаловалась волонтерка из Подмосковья. — Уменьшились и суммы, которые люди переводят».

Другая собеседница The Insider связала сокращение помощи с событиями в Шебекино. Когда война пришла на территорию российского региона, то волонтерская помощь потребовалась его жителям, многие из которых лишились домов. Это оттянуло ресурсы, которые ранее направлялись на помощь в больницы. Вместо госпиталей россияне начали отправлять деньги эвакуированным шебекинцам и жителям приграничных сел.

Реальные потери

Российская сторона не раскрывает данные о потерях. Последний раз Минобороны говорило об этом почти год назад, в сентябре, тогда речь шла о 6 тысячах, но эти цифры очень далеки от реальности. О том, что Минобороны скрывает реальное число погибших говорят не только украинцы (их оценка российских потерь - 220 тысяч, включая раненых и пленных), но и, например, Пригожин, который во время путча заявил, что при захвате здания Генштаба в Ростове-на-Дону обнаружены новые доказательства занижения числа погибших в разы. Каковы реальные цифры потерь?

Аналитики Русской службы BBC и издания «Медиазона» нашли подтверждение гибели 26 тысяч российских военных, но по их собственному признанию они находят менее половины от реального числа погибших, поэтому настоящая цифра должна составлять более 50 тысяч. Американский Центр стратегических и международных исследований оценивает российские потери в 200-250 тысяч человек, уточняя, что из них 60–70 тысяч — это погибшие.

Таким образом, за первые полтора года после полномасштабного вторжения в Украину число погибших примерно в пять раз превысило число погибших советских солдат в Афганистане за девять лет.

Неудивительно, что прифронтовые госпитали перегружены. Примерно четверть военнослужащих поступает в госпитали в тяжелом и крайне тяжелом состоянии. Еще около половины пострадавших — в состоянии средней степени тяжести, заявлял глава военно-медицинского управления Минобороны Дмитрий Тришкин. Но это данные на декабрь прошлого года, еще до начала контрнаступления Украины и даже до активизации боев вокруг Бахмута. Данные по раненым также засекречены. Но известно, что низкий уровень подготовки в области оказания первой помощи явно вносит вклад в смертность российских военнослужащих. Основатель и руководитель Центра тактической медицины концерна «Калашников» Артём Катулин рассказывал, что более 50% всех смертей произошли не от жизнеугрожающих ранений, а более 30% ампутаций произведены из-за неправильного наложения жгута. У украинской стороны эти показатели лучше — благодаря более качественной общей подготовке парамедиков и лучшему медицинскому обеспечению.