Библией против дубинок. Как протесты в Беларуси повлияли на церковь, а церковь — на протесты

Религиозная составляющая протеста поначалу была практически незаметна. Но буквально за две недели после выборов она стала настолько явной, что даже вызвала сильное раздражение у Александра Лукашенко. Публично оно выплеснулось на одном из последних провластных митингов:

«Меня удивляет позиция наших конфессий. Дорогие мои священнослужители, остепенитесь и займитесь своим делом. В храмы люди должны приходить молиться! Церкви, костелы - не для политики. Туда люди душой должны приходить, как это было всегда. Не идите на поводу у отщепенцев. Вам будет стыдно и позорно за то, какую вы, некоторые, позицию занимаете сейчас. И государство с безразличием на это смотреть не будет».

Неудовольствие Лукашенко, судя по этой эмоциональной тираде, вызвали разные конфессии, а ведущая ­– православная – едва ли не в первую очередь. От нее, как традиционно более чем лояльной власти, такие колебания ожидались меньше всего.

Почему же это произошло? Первая причина лежит на поверхности: церковь состоит из людей, и что бы ни происходило в обществе, это в той или иной степени затрагивает и церковь. Но статус и интересы этих людей разные. Епископат Православной церкви находится в особых – сервильных – отношениях с властью и старается максимально ей угодить и даже при случае услужить. При этом образ жизни иерархов в большой степени далек от обычной повседневной жизни народа, а потому они зачастую плохо представляют себе, чем этот народ живет. Что касается мирян, в Беларуси верующими себя считают почти 60% жителей (из них около 80% - православных, 11% - католиков). Естественно, они живут теми же настроениями, заботами и тревогами, что и общество в целом. Между этими двумя противоположными полюсами — церковным руководством и народом, — как между Сциллой и Харибдой, рядовые священнослужители. С одной стороны, они связаны жесткой, почти крепостной зависимостью от иерархии, а потому вынуждены в той или иной степени подчиняться и следовать утвержденной свыше линии, даже если они внутренне с ней не согласны. С другой стороны, они находятся в непосредственном контакте с людьми: к ним идут с наболевшими вопросами и проблемами. Именно священнику, служащему на приходе, открыта все палитра того, чем живет народ. Да и сам он чаще всего живет такой же жизнью.

Поэтому чем острее конфликт между властью и основной частью народа, тем больше напряжение и внутри церкви. Высшее духовенство, по которому чаще всего и судят о «позиции церкви», больше тяготеет к власти, старается до последнего сохранить лояльность. Но все же не беспредельно. Общий корпоративный интерес вынуждает «сохранять лицо» перед мирянами и обществом. Кормит церковь все же не государство, а прихожане и спонсоры. А их можно недосчитаться, если пропадет доверие. Да и власть имеет свойство хоть и редко, но меняться. Нужно уловить, когда дело идет к смене, и вовремя переориентироваться.

Не низшее духовенство формирует «позицию церкви», но именно оно вынуждено отвечать перед народом за действия своего руководства. Чем более явный конфликт власти и народа, тем сильнее рядового священника разрывает в разные стороны. При этом если с руководством его больше связывает обязанность подчиняться, то с людьми – человеческое сочувствие и солидарность. Неудивительно, что второе не так редко перевешивает, особенно если начальство само пребывает в нерешительности и фактически дезориентировано. А это как раз бывает при неоднозначном раскладе политических сил.

Вот это в концов концов и сыграло свою роль в белорусских протестах. На фоне определенной растерянности церковного руководства нашлись священники, которые заговорили в полный голос, вышли с молитвой и проповедью на улицы, стали оказывать помощь заключенным и пострадавшим. И хотя их не так много, их внутренне поддерживает большинство духовенства, пусть большей частью и не такого смелого.

И тут можно задать вопрос: но разве церковь не вне политики? Не это ли имел в виду и Лукашенко? Конечно, его слова скорее отсылают к советскому прошлому, когда церковь не пускали за пределы обрядового гетто, но все же принцип невмешательства в политику есть. Но только когда это действительно всего лишь политика, то есть конкуренция на выборах разных партий и кандидатов. Но церковь не может быть равнодушна к откровенному попранию заповедей и этических норм. Она вправе и должна дать оценку таким действиям, кто бы их ни совершал. В крайнем случае, как это закреплено в церковных документах, она даже вправе призвать к гражданскому неповиновению.

Взрыв протестов в Беларуси, к которому подключились и верующие, был спровоцирован двумя факторами морально-этического характера. Первый – это ложь и фальсификации, которые проявились уже на этапе предвыборной кампании, а в полной мере при подсчете голосов. Это прямой грех лжесвидетельства, повсеместно инспирированный властью по всей стране. Второй – массовое насилие, избиения и пытки в первые дни протестов против фальсификации выборов. Пострадали не только участники протестов, но и совершенно случайные люди, которых наугад хватали на улицах. Есть убитые, покалеченные, несколько десятков человек до сих пор не найдены. Против этого всего, а также с молитвой за пострадавших, за умиротворение нации в духе христианской любви, а не в поддержку кого-то из кандидатов, выступили священники, которых действующая власть теперь упрекает в том, что они занялись «не своим делом».

На этапе предвыборной кампании фальсификации, неправомерные задержания и запугивания подтолкнули верующих обеих конфессий к созданию двух заметных инициатив. Со стороны католиков – общественной кампании «Католик не фальсифицирует», а со стороны православных – распространения плаката «Православные против: фальсификаций, унижения личности, давления на личность». Плакат у себя в соцсетях повесили некоторые священники и работники церковных структур. Правда, под давлением начальства или боязни такого давления некоторые из них свои подписи все же сняли.

После массового насилия и избиений встал вопрос об отношении к этому церкви. Католический митрополит Тадеуш Кондрусевич высказался более решительно, чем православный митрополит Павел, который призвал «всех вместе остановиться», а «тех, кто прибыл в Беларусь для того, чтобы здесь покуражиться, чтобы здесь разжечь вражду и ненависть» вернуться домой. Но все же оба выступили с попыткой примирения якобы двух равноправных сторон, хотя среди милиции пострадали единицы, а избитых и подвергшихся пыткам среди демонстрантов — тысячи. Более резко и определенно от католиков выступил витебский епископ Олег Буткевич («системы, основанные на крови, никогда не были сильными в истории»), а со стороны православных – гродненский архиепископ Артемий (Кищенко), который в своем обращении к клиру призвал побеждать зло добром и обратил внимание на «опыт последних дней, когда на улицы наших городов вместо избитых мужей, сыновей, братьев вышли их жёны, матери, сёстры – с цветами и улыбками»! В сети можно найти видеозапись и другой его проповеди – не менее нелицеприятной для власти:

Позиция митрополита Павла явно колебалась. Поначалу она была твердо провластной. Ко всему прочему он поспешил вслед за патриархом Кириллом поздравить Александра Лукашенко с победой на выборах, что многие православные восприняли с возмущением. Также он поначалу резко отмежевался даже от молитвы и крестного хода против насилия, проведение которого инициировала группа православных мирян. Но потом, особенно после того, как он увидел кадры избиений, он все же поддержал начинание, и теперь в Минском кафедральном соборе ежедневно служится молебен с крестным ходом. После этого молебна православные могут присоединиться к проводимой неподалеку протестантами и католиками общехристианской молитве. В первые дни молитва завершалась общехристианским крестным ходом через центр города к следственному изолятору, где находятся некоторые из задержанных.

Митрополит Павел даже посетил в больнице пострадавших от насилия, а в одной из проповедей обмолвился о возможности проведения молитвы перед зданием следственного изолятора. Но потом его позиция вновь сдвинулась на сторону властей. По слухам, с ним «провели беседу» и сделали «оргвыводы». По всей видимости, существующей власти, без согласования с которой не бывает смены главы ведущей конфессии, показался более подходящим на этом посту человек, продемонстрировавший более твердую провластную позицию, чем митрополит Павел.

В назидание остальным клирикам один из синодальных отделов Белорусской православной церкви выпустил специальное «разъяснение», в котором осуждается участие священнослужителей, сделавших «эмоциональные публичные заявления» и «позицинирующих себя в качестве христианских активистов», в «политической жизни общества». В документе косвенно осуждается проповедь против насилия гродненского архиепископа Артемия, которая якобы вызвала «недоуменные вопросы». Но это официальное предупреждение – «не участвовать в политической жизни общества» ­– священники проигнорировали. Это не значит, что они все присоединились к уличным акциям, что, впрочем, и раньше было редкостью. Широко известно только о трех таких случаях – в Гродно, Гомеле и Минске.

Чаще же всего это выражается в проповедях или попытках донести свою позицию через социальные сети и СМИ, и, конечно, в организации доступной помощи пострадавшим, которые попали в больницу и находятся в заключении. Иногда эти благотворительные акции организуются совместно с католиками.

Эта межконфессиональная солидарность помогла организовать и еще одну акцию «Цепь покаяния». 21 августа христиане разных деноминаций выстроились в Минске в молитвенную цепь длиной около 15 км от места массовых сталинских расстрелов до тюремного изолятора, где содержатся задержанные во время протестов и где, как стало известно, уже в эти дни массово применялись жестокие пытки. Апофеозом же общей молитвы стала «Молитва за Беларусь», в которой приняли участие представители разных конфессий и религий.

Сложно себе представить, что пережитое чувство общности, когда фактически пали межконфессиональные перегородки, не оставит значительный след в церковной жизни. Но церковь, в первую очередь православная, вынуждена будет выучить важный урок: она должна быть вне политики, должна быть отделена от государства, но отнюдь не от народа.

Последствия отрыва иерархов от паствы и рядового духовенства, возможно, воплотятся в том, что иерархи будут играть все более формальную роль, а реальная церковная жизнь сосредоточится на местах – при большей инициативе мирян, по аналогии со светским гражданским обществом. Это лучший сценарий будущего для БПЦ. И в этом случае теряет значение и вопрос о возможной автокефалии. Какая разница, от кого поставлен митрополит и прочие епископы и в каких они отношениях с властью, если от них не так уж много зависит.