Общество
Борис Гребенщиков выпустил новый альбом «Знак огня». За последние шесть лет это третий альбом БГ не под вывеской «Аквариума» — после «Соли» (2014) и «Времени N» (2018). Сейчас альбом размещен на интернет-платформах, в ближайшее время намечен выпуск CD и виниловых дисков. Как поясняет сам музыкант, «БГ в данном случае — псевдоним „Аквариума“, маска». В трагичном окружающем мире «роль этого пресловутого БГ — возможность вынуть из себя и внимательно рассмотреть со всех сторон этот кристалл трагедии. Рассмотреть и увидеть его нелепость». В дни выхода альбома Гребенщиков в интервью для The Insider рассказал, как рождались и записывались новые песни, о том, что он не хочет отнимать хлеб у метеорологов и предсказывать будущее, и о том, что самоизоляция для него как волшебная сказка.
— Говорят, альбом должен был выйти в другое время и по ходу записи видоизменился сам замысел?
— Выход альбома сложно планировать; пока мы не почувствуем, что он закончен, он не выйдет. Но он сильно эволюционировал за полтора года записи, это правда.
— Какие музыканты и почему участвовали в записи? Как происходила запись в нынешних условиях?
— Участвовал почти весь «Аквариум» + некоторые мои английские приятели-музыканты; как и на всех наших альбомах за последние 15 лет. Почему? Видимо, потому что им нравится играть эту музыку. Заниматься записью в Лондоне в последние три месяца было немного не рекомендовано Парламентом, но мой друг-звукооператор сказал, видимо, заразившись русской удалью: А Бог с ним, мы же с тобой здоровы! — и мы продолжили.
— Влияние на вас музыки, экзотической для русского слуха и необычной для рок-н-ролла — не новость. Интересно узнать более конкретную историю, например, аранжировки песни «Не судьба».
— Мне всегда казалось, что удивлять людей непривычными мелодиями хорошо, и я всегда сетую, что у меня это плохо получается. Но вообще-то рок-н-ролл — это всегда Новое и Неизвестное, так я был воспитан.
Удивлять людей непривычными мелодиями хорошо, и я всегда сетую, что у меня это плохо получается
Конкретная история аранжировки песни «Не судьба» состояла в том, что я написал эту песню, сидя на крыше, мы записали основу и как-то само собой мне вспомнился Омар Торрез, с которым мы несколько раз играли в прошлом году. Я послал ему песню; он слушал ее несколько дней и потом сыграл гениально именно то, что в ней нужно.
— В первой версии песни «Вон Вавилон» была строчка «Как сказал патриарх невесте, здрасьте, сюда повесьте», а в альбомной версии поется «Как сказал один рабочий невесте». Почему так произошло, нет ли тут самоцензуры?
— Нет, я просто продолжаю работать над словами. «Патриарх» был там совсем не в строку, «Рабочий» точно лучше, но не исключено, что она будет ещё меняться.
— Нельзя ли подробнее рассказать об «ожидаемом шторме»? И назвать точную дату.
— Я не имею права отбивать хлеб у метеорологов. Это уж вы сами, пожалуйста!
— Правильно, ли что ухо ловит интонации «Цыпленка жареного» в песне «Масала Доса», и, попутно говоря, как вы относитесь к творчеству Псоя Короленко?
— ПК — это не совсем мое. С «Цыплёнком» у «Масала Досы» связь может быть разве что гастрономическая; а с цыплёнком, зажареным аж в 1918-м году, — вообще никакой.
— Вы недавно говорили, что сейчас песни долго пишутся и «созревают». Расскажите о создании песни «Хиханьки да хаханьки», что вас вдохновило и как делалась песня.
— Сначала я восхитился про себя красотой фразы, потом почувствовал, что там есть мелодия: она возникла сама по себе, мгновенно, а остальные слова так же естественно появлялись и располагались. Это произошло мгновенно, а значит долго созревало.
— Вспоминая начало «Аквариума», предполагали ли Вы, что в 2020 году будете писать что-то подобное? Как вам представлялись нынешние времена, разошлись ли планы с реальностью?
— Честно говоря, я в жизни никогда ни секунды не пытался представить себе будущее. Когда мы начинали, играние нашей музыки могло привести только к неприятностям. Но эта музыка была единственным, что было подлинно в нереальном и основанном на общепринятой лжи мире.
Лондон, июнь 2020
О музыке вообще
— Когда вы писали музыку в 80-х, большинство поклонников «Аквариума» были примерно вашими ровесниками. Сейчас это люди всех возрастов. Можно ли со всеми говорить на одном, понятном для всех них языке?
— Можно и нужно. Язык культуры в мире один.
— Слушаете ли вы классическую музыку — и если да, то какие композиторы вам ближе всего?
— Бах. Дебюсси. Корелли. Сати. Гайдн. Много кто.
— Часто ли у вас в голове звучат ваши песни? Если да, то какие?
— Никогда.
— Что дается сложнее — текст или музыка?
— Когда есть слова, в них уже содержится музыка. Но иногда слова пишутся десятками лет.
Когда есть слова, в них уже содержится музыка. Но иногда слова пишутся десятками лет
— Есть какие-то группы или отдельные музыканты, ставшие известными после 2000 года, которых вы регулярно слушаете для удовольствия?
— Конечно. Cotton Mather. Pugwash. Sleaford Mods. Magnetic Fields. Много их.
— Слушаете ли вы для удовольствия музыку максимально далекую по жанру от «Аквариума», вроде Eminem или Fatboy Slim?
— У меня дома играет все что угодно: ливанский рэп, мюзик-холл 20-х годов, индийские классические раги, Kraftwerk, джаз 50–60х годов, китайский new age — список можно продолжать. Но вообще, дома стоит играть Баха или раги — они устанавливают атмосферу в помещении и воспитывают духов дома; а на выезде из дома мне интересно слушать совсем новую музыку.
— Если бы магическим образом вы могли взять в состав «Аквариума» любого музыканта из любой эпохи, то кого бы вы позвали?
— «Аквариум» такой, какой он есть. «Если бы» у нас не бывает.
— Какую свою песню вы доверили бы спеть Джонни Кэшу?
— Любую. Да и не только ему. Мои песни способны постоять сами за себя, и всякому, кто их поёт, я благодарен.
— Вы написали очень много песен, и некоторые как бы продолжают одна другую. Вы их как-то каталогизируете по типам?
— Нет, когда песня приходит и пишется, не думаешь, какого она типа. Важно только сделать ее совершенной.
— Есть ли в вашем каталоге такой тип, как песни протеста (как их многие воспринимают)? Или что это, если можно подробнее.
— Раскладывать песни по типам не для меня. Каждая песня — это приключение и мой личный отчёт перед Небом.
3. Не о музыке
— Как вы переживаете «самоизоляцию»?
— Волшебное время, как будто оказался в сказке.
— В интервью 2009 года вы цитировали старого диссидента: «Несвобода — это когда все боятся даже пикнуть и выходит один человек, и его за это сажают на сорок лет… Другой вопрос, что в этом ничего хорошего. Но вот когда каждый гражданин отчизны будет трястись, что ночью за ним могут прийти, потому что он, не подумав, сказал где-то что-то не то, вот тогда можно будет вернуться к этому разговору». Как вы считаете, уже можно к нему возвращаться или еще рановато?
— Свобода — это внутреннее ощущение. А все внешнее — лишь умелые средства, работая с которыми можно стать свободным. Если агрессивный человек попадёт в рай, он и там затеет драку. Поэтому ко всему ищите ключ в себе.
— Сейчас вся страна проходит через символический ритуал «голосования за поправки к конституции», в результате которого ожидается одобрение вечного правления Путина. Как вы к этому относитесь?
— Я никак к этому не отношусь. Если можешь помочь тем, кто вокруг тебя, помоги. А махать руками и кричать : «Да что же это такое? Сколько же можно?» — глупая трата сил. Любая структура власти существует за счёт людей, но заботится в первую очередь о своём выживании — это известно без всякой политики, из физики и математики. Поэтому не стоит ничего ждать от власти.