«Эрдоган хуже Путина — у Путина нет идеологии». Исповедь журналиста, выдачи которого Турция требует от Швеции в обмен на вступление в НАТО

Как Эрдоган стал диктатором

Я всего лишь журналист, но выступаю за демократические ценности и права человека. Я защищаю журналистику и пытаюсь защищать права всех слоев общества — ЛГБТ, турок, немусульман. Но в 2011 году я понял, что Эрдоган, в то время занимавший пост премьер-министра, вернулся к своим «заводским настройкам» — первоначальной ориентации на радикальный ислам.

Он отказался от укрепления демократии, пытался подорвать верховенство закона в Турции и ставил под вопрос ее возможное членство в ЕС. Турция взяла на себя роль посредника между Израилем и Сирией, Индией и Пакистаном, Азербайджаном и Арменией, а также между Грузией и Россией. Он хотел стать сильным лидером не только в Турции, но и в исламских странах. В этом ему помогло бы создание халифата. Однако Турция — светская демократическая страна, у которой нет инструментов, чтобы сделать Эрдогана диктатором внутри страны и за ее пределами. Эрдогану пришлось выдумать новый инструмент, мерзкий и грязный: использовать радикальных исламистов и джихадистские группировки для достижения политических целей.

Этой тактикой он воспользовался в Сирии, Ливии и Египте. Для сотрудничества с ними нужны были деньги, но использовать государственные средства для финансирования незаконных джихадистских организаций он не мог, поэтому создал финансовые активы для теневого финансирования и поддержки этой преступной деятельности. Он погряз в коррупции и отмывании денег. В начале 2012 года через Турцию свои деньги — миллиарды долларов — отмывал иранский режим. Иран при этом находился под санкциями ООН, ЕС и США из-за реализации ядерной программы. Как журналист и сторонник демократии я считал и считаю, что Эрдоган отказался от всех положительных реформ в Турции, а взамен предложил свой собственный путь. Чем сильнее он отдалялся от демократии и прав человека, тем жестче я его критиковал. Моя позиция напрямую повлияла на редакционную работу в газете. В конце 2011 года сторонники режима Эрдогана устроили мне непрерывную травлю в соцсетях и СМИ. После коррупционных скандалов 2013 года, проливших свет на темные делишки семьи Эрдогана и членов кабинета министров, он с помощью прокуроров учредил новую инстанцию, позиционируемую как суд.

Взяв под контроль судебную систему, Эрдоган и его окружение начали судебное преследование нашей газеты, особенно меня и моего редактора. Меня несколько раз задерживали, арестовали и посадили в тюрьму, но благодаря международному давлению и усилиям правозащитников были вынуждены отпустить. Многим моим коллегам, тоже сделавшим громкие имена, повезло куда меньше: они до сих пор за решеткой из-за своей журналистской работы, из-за того, что разоблачили омерзительные связи Эрдогана с джихадистами, его коррумпированность и отмывание денег. Всякий журналист должен действовать в интересах общества, кем бы ни был коррупционер — премьер-министром или президентом.

Факты говорят, что власти поддерживали группировки радикальных исламистов и террористов, отправляя тысячи грузовиков с боеприпасами, снабжением и оружием — не просто случайным повстанцам, а организациям, которые позже сформировали ИГИЛ. Когда Эрдоган впервые начал оказывать поддержку джихадистам в Ираке и Сирии, не было никакого ИГИЛ. Группы, получавшие помощь от Эрдогана, объединили усилия и сформировали ИГИЛ в 2014 году. Таким образом, режим Эрдогана отчасти поддерживает ИГИЛ. Конечно, это несколько упрощенное пояснение.

Эрдоган и Путин

Многие часто сравнивают Эрдогана с Путиным. Между ними есть и сходства, и различия. Они оба автократы и диктаторы на грани тоталитаризма. Я оцениваю оба режима как авторитарные. При них нет свободы слова и свободной прессы, нет организаций гражданского общества, нет независимых и беспристрастных судов, нет демократических институтов, нет честной конкуренции между группами интересов. Так что разница не так уж велика. Единственная реальная разница между ними заключается в том, что у Эрдогана нет такой власти, таких внутренних ресурсов, чтобы навязать свою тиранию, как у Путина.

Путин гораздо могущественнее Эрдогана. Однако в некотором смысле Эрдоган большее зло, чем Путин, потому что, хоть Путин и тиран, но у него, в отличие от Эрдогана, нет конкретной идеологии, которая оправдывает любую антигуманную деятельность. Эрдоган не задумываясь прибегает к террору в политических целях, как мы видели несколько недель назад. Умело манипулирует террористическими группировками, чтобы повлиять на внутреннюю политику, как это было в июне 2015 года.

Я не только журналист, но и политолог. Определение терроризма однозначно: цель террора — запугать людей, вселить страх, чтобы манипулировать ими для продвижения определенной политической повестки. В Турции немало международно признанных террористических организаций, таких как «Хезболла», но если вы спросите прохожих: «Кого больше всего боятся в Турции?», они не назовут «Хезболлу», а скажут: «Эрдоган». Режим держит в страхе весь народ, используя средства террора и инструменты угнетения, подавления и запугивания, применяя так называемые законные инструменты для борьбы с критически настроенными социальными группами общества. Полицию и жандармерию используют как партизанское ополчение режима. Кто больше всего терроризирует турецкое общество? Режим Эрдогана, который и является террористическим.

Нам пришлось бежать из страны, многие мои друзья оказались в тюрьме без всяких законных оснований, a сейчас режим использует и их детей в своей политической игре. Около 700 детей младше 6 лет сидят в тюрьме вместе со своими матерями. Сажают за решетку даже беременных. Рожать их отвозят в больницу, куда они попадают с черного хода. Большинство этих женщин — простые домохозяйки, не имеющие отношения ни к политике, ни к насилию, ни к перевороту. Их единственное преступление — состоять в браке с учителем или инженером, которого Эрдоган заклеймил «террористом».

Борьба из эмиграции

На бумаге ни законы, ни Конституция не изменились, но Эрдоган фактически нарушил как турецкое, так и международное право, защищающее свободу слова и основные права и свободы человека. Его режим обвинил меня в принадлежности к террористической организации. Также меня обвинили в попытке подорвать работу турецкого парламента. Еще одно «преступление» — попытка свергнуть правительство. По их версии, я готовил переворот против турецкого правительства и демократии. Итак, я член террористической организации, планировал переворот и, кроме того, сепаратист. И как это я все успел, учитывая мою загруженность журналистской работой?

Я служу турецкой и международной общественности. В Вашингтоне, Нью-Йорке, Париже и даже Москве мою газету читали ученые и представители интеллигенции, которые интересовались Турцией и хотели быть в курсе событий. Разумеется, выдвинутые против меня обвинения беспочвенны. Следствие так и не предоставило доказательств моей вины. Кого в Турции считают террористами? Просто посмотрите на статистику: в Турции под следствием за терроризм находятся более двух миллионов человек, и я один из них. Все население Турции — 83 миллиона человек, и если вы добавите к этим двум миллионам их родных и близких, то сможете представить, сколько миллионов людей оказались под следствием. Это безумие. Любого, кто не нравится Эрдогану, причисляют к террористам. Любого, кто критикует Эрдогана, клеймят как террориста. Но люди не глупы: в виновность этих «террористов» никто не верит.

Я потерял в Турции все, несмотря на высокий социальный статус и хороший уровень жизни. Режим Эрдогана конфисковал все мои СМИ и компании. Мне пришлось нелегально пересечь турецко-греческую границу, потому что в 2015 году режим Эрдогана конфисковал мой паспорт, несмотря на то что я был руководителем Daily и International Daily. Обычно я получал приглашения со всего мира и посещал по несколько стран в месяц: читал лекции, выступал на конференциях и других мероприятиях. А в 2015-м режим Эрдогана посадил меня в тюрьму и забрал паспорт. В 2016 году конфисковали мою газету и уничтожили медиахолдинг, в который мы входили. После 2016 года он объявил в розыск 47 известных журналистов, мое имя было вторым в списке. Я даже горжусь тем, что меня поставили в один ряд с этими выдающимися и авторитетными профессионалами.

После неудавшегося переворота 15 июля 2016 года я сказал, что Эрдоган использует эту ситуацию как повод еще больше «закрутить гайки». Мне пришлось сменить адрес в Стамбуле, и вместе с друзьями я обратился к нелегальным перевозчикам мигрантов, чтобы попасть в Грецию. Пришлось извиниться перед ними за несколько моих статей, где они изображались как бесчеловечные чудовища. Я им тогда сказал: «Теперь я вижу, что вы очень нужные люди». — «Да, мы трудимся на благо человечества», — ответили они.

У меня не было высоких ожиданий от принимающей страны. Потеряв в Турции все, на новом месте я хотел просто выжить. Если говорить про пирамиду потребностей Маслоу, меня интересовала только первая ступень.

Однако, несмотря на поражение, приехав в Швецию, я понял, что должен продолжать бороться: не просто налаживать новую жизнь, а стать голосом для тех, кого угнетают в Турции. И я начал не с поиска работы. Вместе с коллегами мы создали правозащитную организацию «Центр свободы», чтобы освещать нарушения прав человека в Турции, затрагивающие различные группы, включая движение Гюлена. Не все помнят о курдах, которые в 2015–2016 годах провели несколько месяцев в осаде, их тысячелетние города были разрушены артобстрелами, а комендантский час для населения продолжался три–четыре месяца. Погибли сотни мирных жителей, права либеральных организаций в Турции были нарушены.

Когда в марте 2016 года конфисковали мою газету, мы объединились и попытались создать правозащитную организацию в Стамбуле. Но из-за попытки переворота довести дело до конца не удалось, и я переместил эту инициативу в Стокгольм. В какой-то момент у нас закончились деньги, поэтому я начал изучать шведский язык, а потом стал искать работу в науке. Все мои контакты с подходящими организациями начинались очень позитивно, но плодов не приносили. У режима Эрдогана длинные руки, они способны запугать людей и в Швеции. Все эти аналитические центры связаны с Турцией, и им не нужны проблемы из-за сотрудничества со мной. Думаю, они боялись, что, поддержав меня, навредят своим отношениям с какими-либо турецкими учреждениями. Все мои 50–60 попыток примкнуть к научным кругам Швеции провалились, поэтому я решил запустить собственный аналитический центр для дискуссий и объединения всех людей, с которыми у меня сложились отношения. Так появился Европейский центр по изучению популизма (ECPS) с центром в Брюсселе. Можно предположить, что, если бы я нашел нормальную работу в науке, НПО или частном секторе, ECPS никогда бы не появился.

Поскольку речь идет о создании новой организации с нуля, на это требуется много времени. Мы запустим свою платформу, как только получим подтверждение от властей Бельгии, которого ждем уже год. Мы наладили выпуск контента, создали сайт, но не смогли открыть для него банковские счета. Эрдоган преследует журналистов и предпринимателей в изгнании с помощью юридических и политических инструментов — в частности, он попытался привлечь к этому делу Интерпол.

Через несколько дней после переворота он направил в Интерпол список почти 80 тысяч «террористов». В Интерполе удивились, что столько людей в одночасье стали террористами, и сотрудничать отказались. Тогда Эрдоган потребовал от европейских лидеров депортировать «преступников», но большинство категорически отвергли это требование, даже не присвоив ему правового статуса.

Однако Эрдоган не сдается: теперь в дело пошли финансовые инструменты. Против политических беженцев фабрикуются дела о финансовых преступлениях. В декабре 2021 года правительственная газета опубликовала список подозреваемых, и там было мое имя. Есть компании, которые собирают данные из открытых источников и передают эту информацию европейским банкам. И если ваше имя упоминалось в связи с финансированием терроризма или отмыванием денег, вам не откроют счет и откажут в обслуживании. А значит, вы не сможете открыть банковский счет юрлица. Как только против вас сфабриковано дело, банки не горят желанием выслушивать ваши оправдания, а просто отказываются с вами работать. Мы потеряли из-за этого почти год и были вынуждены изменить административную архитектуру — я перестал быть членом исполнительного совета только из-за режима Эрдогана.

В чем предназначение Европейского центра по изучению популизма? Как политолог я понимаю, кто вверг Турцию в авторитаризм. Если бы Эрдоган не развернул госаппарат в сторону деспотизма, мне бы не пришлось бежать из страны. При этом, несмотря на ужасы, происходящие в Турции, опыт Ирана, а также ряда западных и восточных стран показывает, что даже самые демократические страны Запада нельзя считать неуязвимыми для этой угрозы. Существуют крайне правые и популистские политические партии — есть такая и в Бельгии, а во Франции есть Марин Ле Пен. Она собирается уступить пост своему стороннику — может быть, он и станет следующим президентом Франции. В Италии сегодня у власти находится крайне правая, популистская коалиция Мелони, Берлускони и иже с ними. Брат Леха Качиньского Ярослав сегодня достойно противостоит агрессии Путина, но демократия в Польше тоже сдает позиции.

Наш долг — разоблачать эти ужасные вещи, чтобы повысить осведомленность или, по крайней мере, поддержать линию сопротивления. Есть и положительная сторона: академические круги, коммерческие СМИ, интеллигенция и некоторые политики оказывают определенное сопротивление чудовищным тенденциям, напоминающим события 1930–1945 годов в Германии, Италии и Советском Союзе. Если весь мир впадет в кризис, это будет подобно цунами. Сначала был ковид, теперь российская агрессия против Украины, и все это может поставить под угрозу мир и стабильность во всем мире и приведет к полному краху. В частности, меня беспокоит ситуация в Индии, где режим похож на режим Эрдогана. Как Эрдоган использует ислам и национализм, Моди использует индуизм как в этническом, так и в религиозном смысле, он тоже популист. Смесь ультранационализма и религии опасна для всего мира. Все популисты словно работают по одной и той же методичке. Даже здесь, в Швеции, правительство находится под влиянием крайне правой партии, основатели которой придерживались неонацизма. А это Швеция!

Насколько мне известно, аналитических центров, сосредоточенных на этих важнейших проблемах, просто нет. А мы такой создали и теперь ищем финансирование для реализации проектов. С нами сотрудничают десятки ученых по всему миру — от Австралии до Пакистана, университеты США и ЕС. Мы стараемся поддерживать эти линии сопротивления. Но, чтобы работать эффективнее, нам нужно еще больше поддержки — финансовой, административной и академической.

Усиление позиций крайне правых поощряет определенные слои общества. Я всегда разделяю политиков и электорат. У избирателей есть логичные и разумные основания, чтобы голосовать за то или иное правительство. Иногда эти соображения неприятны, но в основном за ними стоит логика. Избиратели не всегда понимают, к чему приводит власть крайне правых. Я не хочу, чтобы ультраправые экстремистские организации пришли к власти, ведь власть развяжет им руки для реализации своей повестки. Но, даже оставаясь в оппозиции, они все равно будут оказывать огромное отравляющее воздействие на политику. При этом сегодняшние социал-демократы, центристы и либералы тоже существенно изменились за последние десять лет. Они сдвинулись вправо, а правые партии стали еще более радикальными. Социал-демократы стали правее бывших либералов. Этот токсичный эффект иногда незаметен, но я думаю, что он чрезвычайно опасен, поскольку делает экстремистскую политику мейнстримом.

У меня на этот счет есть забавная история. Когда я пытался учредить ECPS в Бельгии, я сказал: «Да, на этот раз есть большая вероятность, что мы проиграем». Но даже если мы проиграем и мир скатится в популизм и тиранию, по крайней мере, мы сможем с гордостью сказать, что сделали все возможное, чтобы это остановить.

Разменная монета

За столом переговоров, которые меняют ход событий, я оказался не по своей воле. Швеция на протяжении двух веков оставалась нейтральной страной, и, когда Путин напал на Украину, она была вынуждена отказаться от нейтралитета из соображений безопасности. Я журналист и не имею никакого отношения к политике высшего уровня. К сожалению, режим Эрдогана и во внутренней политике, и за международным столом переговоров использует мое имя как разменную монету. Это выглядит глупо и нелепо — приплетать вопрос о моей выдаче к обсуждению членства в НАТО.

С точки зрения Швеции сложилась асимметричная ситуация, но я верю в шведскую правовую систему и верховенство закона. Мой уровень доверия к политикам, к сожалению, ниже. Может быть, в нормальные времена было бы легче так говорить. Я сохраняю доверие к Швеции в разумных пределах, и сегодня они готовы обсуждать мое дело. Может быть, через две недели или месяц объявят решение. Не думаю, что шведский суд примет решение о моей депортации, потому что у меня есть документ из прокуратуры, которая на моей стороне. Думаю, что у Эрдогана нет шансов. Если все пройдет гладко, у них не будет шансов забрать меня, но мы находимся в чрезвычайных обстоятельствах, и это может привести к неожиданному решению.

Некоторые из представителей нового правительства симпатизируют Путину, но никто из них не симпатизирует Эрдогану. Какое-то время назад председатель партии посетил Турцию. Эрдоган в тот момент шантажировал Европу, направляя туда автобусы беженцев, которые были бы огромным бременем для европейской экономики. Во время этого пограничного кризиса лидер шведских ультраправых Йимми Окессон поехал в Турцию, но его задержали и депортировали. Он пытался привлечь внимание общественности к шантажу режима Эрдогана, но так и не смог. Так что я не думаю, что им симпатичен Эрдоган или Турция, — куда симпатичнее им членство в НАТО, и за ценой они не постоят.

Записали Софья Адамова и Андрей Смоляков